Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

Брюнет ткнул его локтем в бок.

– А тебе почем знать, Крупин? Ты бы не попал в Дракона, даже если бы он торчал у тебя прямо под носом.

По мужским рядам пронесся хохот.

– Это точно! – крикнул кто-то сзади.

Линне ржать с ними не стала. Она смотрела куда-то между дневными и ночными бомбардировщиками и вертела в пальцах еще один патрон, согревая его своим теплом. Ей за воротник лился дождь. Если бы не заявились эти мальчишки, девушки из полка ночных бомбардировщиков в эту минуту говорили бы, как замечательно было бы сейчас оказаться под крышей. Кроме того, она прекрасно знала, что парни не уйдут и сделают все, чтобы она проиграла. Они жаждали победы и для достижения этой цели были готовы унижать ее, мошенничать, а если понадобится, то и использовать любые отговорки.

Брюнет вышел вперед, передернул затвор и выстрелил. Пронизанная холодными искрами пуля ударила чучело в самый центр груди, полыхнув по краям голубым инеем. Друзья тут же устроили ему овацию. Он и в самом деле сделал хороший, убийственный выстрел. Но Линне могла и лучше.

Он протянул ей свое ружье.

– Без обмана. Оружие должно быть то же самое.

Линне кивнула. Обмениваясь ружьями, они слегка коснулись друг друга пальцами.

– Сделай как я, радость моя.

– Я же говорила, что никакая я тебе не радость, – повторила она.

Потом зарядила ружье и проверила его, желая убедиться, что он не сунул незаметно что-нибудь в ствол, не ослабил ударник и не подставил оружие под дождь, чтобы намочить. Удостоверившись, что состояние оружия удовлетворительное, она прицелилась и разнесла в клочья нос на соломенном лице чучела, голова которого полыхнула огнем, вступившим в схватку с дождем.

Со всех сторон посыпались аплодисменты. Ее оппонент приподнял брови.

– Кажется, это состязание для тебя сущий пустяк.

– Это не состязание, – ответила Линне.

В противном случае она бы размазала его по земле. По телу девушки прокатилась волна жара.

– Топайте отсюда.

– Сдаешься? – спросил он, распахивая глаза и изображая досаду. – Неужели ты позволишь мне так легко выиграть, радость моя?

– Я. Тебе. Не. Радость.

– Глянь вон туда, – сказал он и показал на капустное поле за стрельбищем размером с почтовую марку – все, что осталось от прежних обширных фермерских угодий Интелгарда, когда-то главного кормильца Союза.

В середине поля стояла груженая кочанами телега.

– Спорим, что я собью с этой телеги капустную голову, а ты нет.

– На что? – спросила Линне.

Он вытащил из кармана портсигар и открыл его.

– На половину недельного пайка.

Это не могло не соблазнить. Девушкам выдавали паек поменьше, чем парням, и ей никогда не удавалось расходовать его экономно. Она почти физически ощутила на языке кисловатый вкус расидина. Мир вокруг на мгновение замер и в это самое мгновение на нее снизошла уверенность. Это была ловушка. Он толкнет ее, дернет ружье, назовет радостью, а может, даже шлепнет по заднице. Пойдет на что угодно, лишь бы вывести ее из игры, лишь бы она промахнулась.

Она ждала, когда он сделает нечто подобное. Ничего. Подождала еще. Затем выстрелила. Капустный кочан, лежавший на телеге слева, брызнул в разные стороны листьями и скатился вниз. От силы удара несколько его соседей тоже покачнулись и шлепнулись в грязь. Девушки устроили бурную овацию, парни тоже захлопали в ладоши.

– Неплохо, – признал брюнет.

– Давай, я жду, – сказала Линне, сунула ружье под мышку и вытащила собственный портсигар – яркую, красивую серебряную безделушку, которую она позаимствовала с отцовского стола перед побегом.

Его рука дернулась к портсигару, но повисла в воздухе.

– Давай еще раз.

– Мы так не договаривались.

– Крупин прав – это могла быть чистая случайность, – привел он свой довод.

– Давай, говори, какой кочан тебе сбить, – сказала Линне, – и я тут же это сделаю.

Она опять зарядила ружье.

Брюнет обошел девушку, встал прямо за спиной и наклонился к ней.

– Вон тот, – прошептал он и показал на капустную голову, восседавшую ближе к вершине кучи.

– В правом переднем углу, – уточнила она, – второй кочан сверху, третий сбоку? Отойди, ты мне мешаешь.

– Прости, – он отступил на шаг назад, перед этим пощекотав своим дыханием ее ухо.

Она потерла в этом месте голову и сосредоточилась.

Попасть в кочан, второй сверху и третий сбоку, ей не удалось – пуля разнесла соседний. Когда аккуратно сложенные кочаны стали валиться на землю, увлекая за собой в падении и другие, на краю поля кто-то завизжал, изрыгая проклятия, – видимо, крестьянин. Тьфу ты, пропасть.

– Еще раз, – сказала она.

– Чем это вы здесь занимаетесь?

Все обернулись. К ним под дождем размашисто шагали три фигуры. У первой фигуры было красное лицо и нашивки полковника. Нужно было придумать оправдание, да побыстрее. Линне щелкнула каблуками, вытянулась по стойке «смирно» и отдала честь. По спине вниз стекала дождевая вода.

– Ой! – невольно вырвалось у нее, когда она разглядела остальных.

– Отвечайте! – прорычал Гесовец, брызгая слюной.

Выполнить его приказ Линне была не в состоянии. Она не могла думать ни о чем, кроме двух человек, маячивших у него за спиной. Двух человек в серебристых куртках с гордо приколотыми на самых видных местах голубыми звездами. Скаровцы.

Заметив, что она впала в ступор, Гесовец обернулся посмотреть, в чем дело.

– Ах да. Леди , позвольте представить вам офицеров Особого контрразведывательного отряда военного времени. Они будут информировать столицу о наших успехах. А также решать, насколько наши бойцы готовы драться и обеспечивать безопасность базы. Эту информацию я до вашего сведения довел и теперь уверен, что услышу от вас ответ на мой вопрос: Чем вы здесь занимаетесь?

Не может быть. Эти ребята не могут быть скаровцами. Только не они. У Линне задрожали ноги. Нельзя, чтобы ее состояние кто-нибудь заметил.

Она их узнала. Узнала больше, чем когда-либо хотела узнать.

Мрачный, как всегда, Досторов стоял слева, мокрый от дождя. Тот самый Досторов, который зачислил ее в полк Кослена. Тот самый Досторов, который слишком много курил и никогда не открывал рта, если у него была возможность вместо этого пожать плечами. Намокшие темные волосы лезли ему в глаза. Линне видела, что это его раздражает, но он не торопился их отбрасывать. Одетый в длинную серую шинель, он явно чувствовал себя не на своем месте.

Рядом с ним стоял Таннов – светловолосый, ясноглазый и неизменно веселый. Тот самый Таннов, который сыграл с ней самую злую шутку. Тот самый Таннов, который застукал ее и доложил о ней. Она больше никогда не сможет пнуть его под зад, чего он вполне заслуживал. Отец как-то сказал ей, что когда человек идет служить в «Скаров», с его лица навсегда исчезает улыбка, однако Таннов скалился непринужденно, как всегда. Его взгляд скользнул по толпе девушек и на миг задержался на ней – пожалуй, несколько дольше, чем на остальных. Она с силой сжала ружье, по ее пальцам побежали холодные искры.