Федор Чешко - Изверги [= Урман] [litres]

Толпа на берегу ахнула. Нет, общинники не восхитились ловкостью кормщика да гребцов. Свои-то могли бы сделать не хуже, только никогда не делали: никто не позволил бы полноводной реке нанести этакий тяжелый челн на причал, да еще и бортом.

От вроде бы плавного, смягченного руками гребцов прикосновения мостки шатнулись с натужным визгливым скрипом. Вдоль обращенного навстречу течению борта вздулся желтоватый пенный бурун; скрип не прекращался – наоборот, будто бы даже крепчал, перерастал в пугающее потрескивание… Конечно, мостки давно следовало подновить; уже года два старики говорили, что пора менять расшатанные ледоходами сваи. Хоть причал и устроен в мелководной широкой заводи, хоть и стараются родовичи загодя обкалывать лед возле бревенчатых опор – все равно после каждого ледохода представляется дивом каким-то или же особой милостью к общине речного Ящера, что мостки выстояли, не рухнули.

И вот – на тебе! Конечно, пришлым, поди, ни на миг не закралась в голову мысль: как бы это осторожней подойти, бережней?.. Не свое же, так и пускай себе трещит да шатается! Неужели трудно было задуматься, отчего все здешние большие челны на берегу, а у причала лишь несколько лодочек (да и те все с проточной стороны, на вольных привязях)? Или трудно понять, что если мостки рухнут, то и навалившемуся челну не поздоровится?

К чести пришлых следует все-таки сказать: если чалясь они и не понимали, чем может вывернуться их затея, то, причалившись, поняли это мгновенно. Молодой предводитель длинным прыжком вымахнул на кренящиеся мостки и сбежал на берег. Ни голосом, ни жестом он не отдал никаких приказаний, но именно тогда, когда было нужно, в руки ему полетела привязанная к носу челна веревка; гребцы и кормщик невесть когда успели попрыгать в воду – над бортами виднелись только их головы… Казалось, мига не прошло, как челн был вытащен на сухое, лишь о корму его разбивались частые и мелкие речные волны.

Кудеславу уже случалось видеть если не такое, то очень похожее. А хоть бы и не случалось… Даже непривычному, но внимательному глазу лихость и слаженность сделанного гостями с головою бы выдала, что они не просто так себе гребцы, да кормщик, да еще невесть кто с ними, а пусть малая, но тертая и бывалая во всяческих былях дружинка. Такая дружинка, что каждый без намека и слова узнаёт помыслы верховоды едва ли не прежде его самого. Крепкий восьмипалый кулак. Нет, хуже – чудище. Одноглавое чудище о шестнадцати руках и стольки же ногах. Опасное даже для десятикратно превосходящего числом врага, у которого нет вот этакой слитности поступков да помыслов.

Ай да гости нынче в общину пожаловали!

Тем временем мокрые, перемаранные илом да тиной гребцы помогли выбраться из челна старикам (те, похоже, так и не успели разобраться в произошедшем). Одетый по-хазарски молодец подошел к седобородым и между ними вроде затеялся короткий, неслышный для окружающих спор.

А Белоконь озирался по сторонам, будто бы высматривал кого-то в толпе. Кудеслав понял – кого.

Стараясь меньше привлекать к себе внимание и не поднимать шум (насколько это возможно, проталкиваясь меж любопытными), Мечник полез в толпу. Дело оказалось отнюдь не простым. Родовичи не глядя отпихивали его локтями, огрызались вполголоса: дескать, ежели такая охота поглядеть да послушать, то раньше надо было спешить; а теперь вот расторопные, которым и без того тесно, еще и должны обеспокаивать себя, вовсе в листики распластываться ради заспавшегося копуши…

Так что и нашуметь пришлось изрядно, и даже пару раз двинуть кулаком под ребра особо вздорных упрямцев, а главное – пришлось потерять чересчур много времени.

Когда Кудеслав добрался до первых рядов толпы, молодец в хазарской одежде и его седобородые спутники уже подходили к Яромиру и Белоконю.

Вот так, вблизи, лицо одного из стариков показалось Мечнику вроде бы когда-то уже виданым. Именно этот старец дернул за подол рубахи своего молодого спутника, вознамерившегося отдать первый поклон хранильнику – дернул и указал глазами на подлинного старейшину.

Наверное, Яромир все это заметил; да и поклон главы приезжих был недостаточно почтительным (едва ли не кивок у него получился вместо поклона). Градской же старейшина в ответ лишь бороду вздернул, да так и остался стоять, глядя куда-то гораздо выше макушки дерзкого молодца – как ни статен был ряженный в хазарское парень, а все же близ Яромира он гляделся щупловатым да недорослым.

Встреча получилась не шибко хорошей. На месте приезжих после этаких вот поклонов оставалось либо молча поворачивать восвояси, либо, уж коль начали дерзить, продолжать в том же духе и затевать серьезную свару.

Возможно, этим последним дело бы и закончилось.

Кудеслав разглядел, как темнеет лицо челнового верховоды (будто бы это не он миг назад обидел здешнего главу!), как пальцы его, явно покуда еще неосознанно, перемещаются ближе к рукояти меча. Гребцы, напряженно следя за происходящим, сгрудились возле борта; можно было клясться, что они готовы в единый миг повыхватывать нечто, спрятанное в челне, причем это "нечто" – отнюдь не весла и не дарственные приношения.

Нет, в этот вечер боги не допустили наихудшего.

Старик, казавшийся Мечнику знакомым, выступил вперед и низко поклонился сперва Яромиру, потом Белоконю, а потом – на три стороны – толпе. Второй приезжий старец сделал то же; через мгновение и ряженный по-хазарски молодец, отвердев скулами и едва ль не зажмурясь, последовал примеру своих седобородых сопутников.

Яромир хмыкнул и отдал поклон. Белоконь тоже (правда, без хмыканья).

Взбурлившая было толпа притихла. Гребцы обмякли, хоть настороженность из их глаз не исчезла.

– Будь здрав и благополучен, старейшина, – громко заговорил виденный уже когда-то Кудеславом (и не только им) старец. – Будь здрав и благополучен, хранильник священного погоста! Здравья и благополучия всем вам, поросль Вяткова корня!

– Того же и тебе, Гроза, – прогудел Яромир. – Сказывай: с чем пожаловал, кого с собою привез?

Значит, Гроза. Вот, значит, откуда знакомо лицо: ближней к своему граду общины никак не минуешь, плавая на торг да с торга. Многим родовичам случалось и в лицо тамошнего старейшину повидать, и имя его услышать. Да ему и самому, поди, многие из местных знакомы.

– С чем пожаловал – то я тебе, брат голова, завтра поведаю. Утро-то вечера куда как разумней, – Гроза улыбнулся. – А с кем пожаловал… Это вот перед тобою стоит Волк…

"Правильное имечко у сопливого стервеца, – негромко, но весьма явственно вымолвил кто-то над самым Кудеславовым ухом. – Волчина и есть!".

А Гроза продолжал:

– …Волк – сын и воевода старейшины над старейшинами всех родов-племен вятичских…