Лара Делаж - Пророчество королевы Севера

– Я больше не боюсь тебя, Тарис.

Она действительно его больше не боялась. Страх ушел. Она никогда не отдавалась так страстно, как в эту ночь. Они уснули, когда солнце уже вынырнуло из-за горизонта.

Тарис спускался в конюшню, как вдруг кто-то выскочил ему наперерез. Граф был погружен в свои мысли и не успел сбавить шаг. Пришлось схватить человека за плечи, чтобы не сбить его с ног.

– Какие… какие у вас сильные руки! – Верон перевел дух и вежливо отстранился.

– Извините, я задумался.

Бен наклонил голову и уже хотел идти дальше своей дорогой, как вдруг министр произнес:

– Граф, вы не откажетесь осмотреть со мной маяк?

Предложение было настолько странным, что на несколько мгновений Тарис просто молча уставился на Верона.

– Маяк уже давно в нерабочем состоянии… Надо бы возобновить его работу.

Кажется, Бен начинал что-то понимать…

– Мне хотелось бы посетить его самому, чтобы определиться в расходах, необходимых на ремонт. Но поскольку у меня нет привычки ездить верхом и лазить по камням, я прошу вас меня сопровождать.

Маяк ни в коем случае не мог быть причиной для личного визита первого министра, тем более в сопровождении командующего гарнизоном столицы. Верон вызывал графа на разговор, подальше от замка.

– Когда вы хотите туда поехать?

– Я думаю, послеобеденное время в самый раз. Солдаты и горожане будут отдыхать. Над городом поднимется раскаленное солнце, и люди попрячутся в каменные дома…

Весь день до обеда Тарис чувствовал напряжение внутри. Министр был не прост – он был хитер и коварен. За все время, что граф его знал, не мог вспомнить ни единой оплошности в его поведении. Вся его деятельность была разумна. Он был даже в меру честен. Если не считать участия в заговоре Эрланда, Бен не мог бы уличить его во лжи. Можно было с уверенностью сказать, что репутация Верона безупречна.

Конь застоялся в конюшне, теперь приходилось его сдерживать. Большой гнедой жеребец грыз удила и все время норовил сорваться в галоп. Граф видел, что Верону тяжело за ним поспевать даже рысью, и сжалился над министром, не имеющим привычки ездить верхом. Он чувствовал себя неуверенно – другое дело носилки… Белая немолодая кобыла под ним была толста, как старое бревно, и неповоротлива.

– Вы какой-то другой сегодня…

А вот у него какой-то всегда одинаковый голос, у этого политика – ровный, что бы ни случилось.

– То есть?

– Мне сложно сказать… свободнее, чем обычно. Первый раз я вижу на вас полотняную маску вместо железного забрала.

Это Кавада предложила ему утром сменить железный шлем на глухую маску, которую он всегда надевал, отправляясь в постель Дианы Травал. Тарис был очень удивлен. Его любовница никогда не делала ему замечаний, не бросала реплик. Она была молчаливой, как был молчаливым он сам. Бен так растерялся, что послушался.

В маске было легче. Голова не потела, как в железном шлеме, металл не раздражал рубцы. Граф усмехнулся… У него есть одно преимущество: можно не следить за выражением лица, как они все. Однако не за тем же Верон предложил прогуляться к морю, чтобы сказать это?

– Вы немногословны… Вам нечего сказать, или вы не уважаете собеседника?

В этих словах был вызов, и Тарис решил его принять.

– Вы знаете, это все равно, что спросить: вы идиот или прикидываетесь? Но я отвечу. Я идиот, мне нечего сказать.

– Вы умнее, чем кажетесь, – улыбнулся Верон.

– А что, я действительно кажусь идиотом?

– Скорее… простым малым, который не способен на подлость, на интриги, на предательство…

– Полноте. Я вам напомню, что именно я убил наследников, почти детей, на глазах всей столицы.

- Да, я помню. Чтобы сделать это, надо иметь отменное мужество. И внутреннюю силу, которая не зависит ни от мнения окружающих, ни от принятых норм морали.

– Я думаю, что вы один так думаете.

– А вам разве не безразлично, что о вас думают?

– Вы правы, безразлично.

– Граф, только мы с вами вдвоем остались из всех, кто правил в этой столице за последние годы. Только мы с вами из всех лиц, близких к власти, поддержали никому не известного бродячего мага или знахаря, который задумал и совершил государственный переворот.

– Вы сами-то в это верите?

– Во что именно?

– В то, что говорите?

– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду?

– Что Эрланд сам затеял переворот.

– Ну вот, видите, а говорите, что вы идиот.

Они ехали молча. Первым молчание прервал Верон:

– Я хочу поговорить с вами о том, кто стоит за Эрландом.

– Тогда вы выбрали неподходящую кандидатуру для разговора.

– Почему?

– Я не знаю, кто за ним стоит.

– Я тоже…

– Ну что ж… тема для разговора исчерпана.

Они выехали из ворот, и лошади пошли шагом по прибрежному песку. Чем дальше они отдалялись от города, тем чище он становился. Копыта лошадей проваливались глубоко, их шаг замедлился. Пахло водорослями и зноем.

– Скажите, вы любите Валлас? – министр снова прервал молчание. – Вы любите нашу страну?

– Нет.

Верон на минуту задумался и произнес:

– Я тоже ее не люблю…

У графа были козыри: не он вызывал собеседника на разговор, не ему думать, как его продолжать.

– Вот видите, мы уже нашли общее – мы понимаем друг друга… Ведь и вы, и я живем для себя, не так ли? – осторожно произнес министр.

Его попутчик только усмехнулся. «Как жаль, что он постоянно носит маску. Хотя по его изуродованному лицу все равно непонятно, что он думает», – подумал Верон.

– А почему вы решили, что я живу для себя? – Тарис милосердно придержал лошадь. Его жеребец все время пытался перейти на рысь. Толстая кобыла споткнулась, и министр бы упал, если бы граф не схватил его за руку. – Вы совсем не умеете ездить верхом.

– Совсем… вы правы. Я предпочитаю, чтобы меня возили… или носили. Но в замке везде могут быть уши. С деньгами Эрланда каждый может информировать его обо всем…

– Так почему же вы решили, что я живу для себя? – переспросил Бен.

– А других вариантов больше нет. Либо вы одержимы идеей служения стране, либо – себе.

Тарис внимательно следил за лицом министра: тот сопел, пыхтел и обливался потом.

– Вы забыли, что я могу также служить женщине.

– Теперь вы меня принимаете за идиота.

– Почему? Все знают, что я люблю Каваду.

– Все знают. Но мы с вами понимаем, что некоторые вещи совсем не такие, какими кажутся всем. Любимую женщину не кладут в постель третьей.

– Что вы имеете в виду?

– Что вы брали ее в постель к королеве. Или королева брала ее к вам в постель… Что, в принципе, неважно. Им обоим это не нравилось.

– Это вам Кавада сказала или королева?

– Почему мне должен был сказать кто-то из них?