Синтия Хэнд - Священная [litres]

Я подхожу к окну, открываю его и вылезаю наружу. В прохладном ночном воздухе чувствуется аромат лета.

– Держись подальше от моей головы, – говорю я, неуклюже опускаясь на крышу рядом с ним. Я все еще не сняла красивые мамины туфли, и у меня уже ноют пальцы. – Хватит копаться в моих мрачных секретах. Это совсем не весело.

Он пожимает плечами.

– Они не такие уж мрачные.

Я бросаю на него хмурый взгляд.

– Моя жизнь словно мыльная опера.

– Очень, очень захватывающая мыльная опера, – говорит он, а затем обнимает меня за плечи и притягивает к себе.

Но я не сопротивляюсь, а просто закрываю глаза.

– Почему ты хочешь быть со мной, Кристиан? Я же полностью облажалась.

– Мы все облажались. К тому же ты такая милая, когда это делаешь.

– Перестань.

Кожа на загривке горит от его жаркого дыхания, которое шевелит мои волосы, выбившиеся из косы.

– Спасибо, – благодарю я.

Несколько минут мы сидим молча. Вдалеке ухает сова. И вдруг каким-то невероятным образом в моих глазах появляются слезы.

– Я так скучаю по маме, – выдыхаю я.

Кристиан сильнее сжимает меня в руках. Я опускаю голову ему на плечо и плачу, сотрясаясь всем телом от рыданий. Это одна из тех громких и невероятно непривлекательных истерик, когда из носа текут сопли, глаза опухают, а по лицу размазывается вся косметика. Но мне плевать. Кристиан обнимает меня, а я плачу. Боль изливается на его футболку, оставляя после себя облегчение и пустоту. Но в этот раз она приятная и дарит надежду, что стоит мне расправить крылья, как я смогу взлететь.

На вручение аттестатов всех девочек обязали прийти в белых мантиях, а мальчиков – в черных. Когда оркестр начинает играть «Торжественные и церемониальные марши» Эдуарда Элгара, мы парами входим в спортзал Старшей школы Джексон-Хоула под болтовню, аплодисменты и неистовые щелчки фотоаппаратов друзей и родственников. Нелегко смотреть на трибуны, зная, что там нет мамы. Или Джеффри. Когда на следующий день полиция заявилась к нам домой с ордером, чтобы допросить брата, его уже не было, а в комнате мы обнаружили лишь полупустые ящики – а ведь я поверила, что он вчера действительно собирал сумку на тренировку, – и желтый стикер, приклеенный к окну.

«Не ищите меня», – гласила надпись.

Он даже не взял свой пикап. Мы отчаянно искали его несколько дней, но не обнаружили никаких следов. Джеффри просто ушел.

Но зато на трибунах сидят Билли и папа. Он показывает мне большой палец. А я улыбаюсь и стараюсь выглядеть счастливой. В конце концов, сегодня я заканчиваю школу. И вступаю в новый мир.

Когда кто-то умирает в кино, всегда есть сцена, где главный герой стоит у шкафа с вещами почившего и теребит рукав его любимой рубашки, которая связана со многими счастливыми моментами. Я так же поступила сегодня утром. Подошла к маминому шкафу и взяла белое ажурное платье, которое она так любила. Я решила надеть его под мантию, чтобы ее частичка была в этот день со мной. Сентиментально, знаю.

В фильмах главные герои всегда прижимаются лицом к одежде, чтобы вдохнуть оставшийся на ней запах. А потом плачут.

Не знаю, насколько реальны эти сцены, но мне было не по себе стоять там и смотреть на вещи, когда-то принадлежавшие маме. «Как эти туфли все еще могут стоять здесь? – спрашивала себя я. – Как может остаться одежда, если человека больше нет?» Я нашла волосок на фланелевой рубашке и осторожно зажала его между большим и указательным пальцем, ведь он когда-то принадлежал человеку, которого я сильно любила. Несколько минут я просто держала его в руке, не зная, что с ним делать, а затем отпустила. Позволила ему упасть.

Это оказалось больно.

Зато прямо сейчас мама со мной, а ее любимый аромат ванили и роз окутывает меня и заставляет чувствовать себя сильнее.

«Боже, что за пытка? – звучит голос Кристиана у меня в голове. – Скольких нам придется слушать?»

Я смотрю в программку.

«Четырех».

В голове раздается его мысленный стон.

«Но мы должны поддержать Анджелу, – напоминаю я. – Члены Клуба Ангелов поддерживают друг друга».

«Как я уже сказал – это пытка».

Я еле заметно оборачиваюсь и бросаю взгляд в его сторону. Он сидит в нескольких рядах позади меня рядом с Авой Питерс. Чуть поодаль от него ухмыляется Кей Паттерсон.

«Да, да, – думаю я. – Я все еще смотрю на него».

Кристиан поднимает брови.

«Не обращай внимания», – говорю ему я.

Первая речь заканчивается, и наступает очередь Анджелы. Директор объявляет, что сейчас на сцену поднимется одна из лучших выпускниц класса. И одна из ярких звездочек Старшей школы Джексон-Хоула. И вдобавок одна из трех учеников, которые поступили в Стэнфордский университет.

Зал взрывается аплодисментами.

«Видимо, в Стэнфорде не такие уж высокие стандарты», – замечает Кристиан.

«Согласна. Погоди-ка, он сказал, одна из трех учеников?»

«Да».

«И кто же счастливчик номер три?»

Но Кристиан не отвечает.

Я оборачиваюсь и снова смотрю на него.

«Нет».

Он усмехается.

«Все понятно, – говорю я. – Ты просто преследуешь меня».

«Помолчи, сейчас Анджела начнет свою речь».

Я вновь смотрю на трибуну, за которой уже стоит Анджела, держа перед собой стопку карточек. Она поправляет очки на носу.

«Когда это Анджела начала носить очки?» – спрашивает Кристиан.

«Сегодня она в образе заучки, – отвечаю я. – И очки часть ее костюма».

«Поня-я-ятно».

Анджела слегка откашливается. Она явно нервничает, потому что все эти взгляды устремлены на нее. А ведь она привыкла отсиживаться в углу с книгой. Подруга смотрит на меня, и я в ответ расплываюсь в своей самой подбадривающей улыбке.

– Мне не раз приходилось слышать подобные речи, – начинает она. – И я, поднявшись сюда, должна говорить о будущем. Как нам повезло, что мы отправляемся в погоню за своими мечтами и желаниями. Наверное, мне следовало почитать перед этим какую-нибудь детскую книжку об интересных местах и поведать вам о том, какое светлое будущее нас ждет. Это же так вдохновляет, верно?

Выпускники ворчат.

«Началось», – стонет Кристиан.

В этот раз я с ним согласна. Видимо, Анджела решила выступить с одной из антивдохновляющих речей, в которых школьных чирлидерш называют безвкусными куклами Барби, а всеми любимого учителя жутким извращенцем.

Подруга смотрит на свои карточки.

«Пожалуйста, не надо», – думаю я.

– Но когда я думаю о своем будущем, то кажется, что мне никогда не оправдать возложенных на меня ожиданий. И, уверена, многое из задуманного у меня не получится. А ведь это важно. Вдруг окажется, что мое предназначение, причина моего появления на земле – лишь терпеть неудачи? Вдруг я не пройду это испытание?