Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

И вовсе не зря. Если дело дойдет до схватки, ему предстоит пасть вместе со скоттами, а между тем он этого не заслужил.

Но Никневен попросту рассмеялась.

– Да, так бы оно и вышло. Одним словом, дорожки наши пересеклись, и теперь мы возвращаем их тебе, точно заблудших комнатных собачонок. Кроме того, им есть, о чем тебе сообщить.

С этим она кивнула, и Керенель, не трудясь скрыть облегчения, бросился развязывать Перегрина.

Усталый рыцарь сплюнул изо рта листья и, не дожидаясь освобождения рук, выдохнул:

– Ваше величество, Дракон жив!

Сердце в груди замерло, пропустило удар. Целиком поглощенная тем, как управиться с Никневен, не поступаясь слишком уж многим, смысл сего выкрика поняла Луна не сразу. Когда же он достиг цели… казалось, кровь в ее жилах обратилась в лед.

– Что?

– Мы его видели, – прохрипела Сигрена, растирая затекшие руки. – На пепелище Сити. Пригурд перед смертью порубил его на куски, и мы подумали, что Дракон тоже мертв. Но он снова собрался воедино.

Так Пригурд мертв… Подступившие к глазам слезы едва не застали Луну врасплох: она и не подозревала, что способна скорбеть о предавшем ее великане. Однако в конце концов он остался ей верен – в пределах разума и даже за гранью рассудка. Какая же это жестокость, что Луна не может оплакать его по заслугам!

Оплакивать Пригурда не позволяла данная ею клятва, внезапно сковавшая душу прочнее любых кандалов.

«Во имя древней Маб клянусь сделать все возможное, дабы уберечь от бед Лондон и его жителей – и страх мне в том более не воспрепятствует».

Словно бы в предвкушении крови, Гир-Карлин улыбнулась шире прежнего.

– И вот перед тобою вновь тот же самый выбор. Выдай мне Ифаррена Видара, или твоему королевству конец.

И не только Халцедоновому Чертогу – самому Сити. В одиночку Калех лондонским смертным была не опасна, но если Дракон еще жив… До сих пор Луна избегала ловушки собственной клятвы, стремясь к переговорам, вступив в бой с Драконом у Камня, строя планы убийства зверя – одним словом, спасая Лондон иными способами, не требовавшими уступать Никневен. Что ж, если она проиграла, то от боя не уклонилась и сделала все, что могла.

Теперь же ей оставалось только одно: поступиться королевством и троном. Пожертвовать Халцедоновым Двором ради смертных из верхнего мира.

Клятва усилила хватку, подгоняя к губам слова ответа. Луна стиснула челюсти так, что заныли зубы; костяшки пальцев, стиснувших подлокотники, побелели, как снег. Как бы Джек Эллин ни сверлил ее взглядом, помочь он ничем не мог: выхода не оставалось. Времени на увертки более нет.

С тем же успехом Луна могла бы сдаться в тот самый день, когда запылала первая улица. Жаль, что так и не сделала. Однако она не предвидела, сколь дорого, ужасающе дорого обойдется упорство, и теперь, должна отдать королевство в руки Никневен, а та, ежели Лондон сгорит дотла, будет сему только рада.

Стоило Луне подумать об этом, как хватка клятвы ослабла, исчезла без следа.

Воздух стремительно хлынул в опустевшие легкие. Выпустив подлокотники трона, Луна собралась с духом и заговорила:

– Выдать тебе изменника… и по-прежнему остаться с Драконом на пороге, тогда как Калех останется при тебе? Ты, государыня, стремилась уничтожить наши владения с того самого дня, когда впервые послала к Олдерсгейтской ольхе человека с кремнем и кресалом в руках. Отчего нам, скажи на милость, верить, будто ты всего-навсего возьмешь добычу и отправишься восвояси?

Те, кто жил при Халцедоновом Дворе, очень быстро учились лгать, не моргнув даже глазом. Никневен, повелительница страны попроще и почестнее, подобным искусством не владела вовсе. Гнев, исказивший черты ее лица, был очевиден для самых наивных из хобов.

Горделиво подняв голову, Луна обвела взглядом толпу помянутых хобов, гоблинов, паков, сильфов, и эльфов, и тех немногих дивных созданий из мира природы, что предпочли поселиться в каменных стенах дворца.

– Правду вы все видите на ее лице, – возвысив голос, сказала она. – Она спалит нас без остатка, получит Ифаррена Видара или нет. Лондон обращен в пепел, оттого что она, видя раздуваемый ветром Пожар, отказала вашему любимому Сити в пощаде. Мы, думает она, осквернены, каждый из нас растлен тенью бренного мира, в которой мы обитаем. Ее не удовольствовать ничем, кроме полного уничтожения нашего дома – и на земле, и под землей.

Черпая силы из трона, на коем сидит, из Лондонского камня, надежно сокрытого за спиной, Луна вновь устремила взгляд на Никневен. Исходившая все уголки Англии, королева-нищенка, нахлебница при чужих дворах, она впервые встречала сопредельного монарха как равная, на своем, собственном престоле.

«Трон этот – мой. Не Инвидианин и не чей-то еще».

Ее трон, ее королевство… и ее народ. Позволив губам сложиться в яростную улыбку, не сводя немигающих глаз с разгневанной Гир-Карлин, она вновь обратилась к подданным:

– Милорд Принц, и вы, лорды и леди, советники мои и придворные, и вы, мои верные слуги, и вы, скромнейшие из моих подданных, скажите же: чем мне ответить на эту угрозу с севера?

Вопрос сей был задан исключительно ради красного словца, витиеватой преамбулы к презрительному отказу, брошенному Никневен в лицо. Однако из рядов изрядно потрепанных остатков Халцедоновой Стражи раздался хриплый голос – голос Сигрены, гордо расправившей плечи, хотя держалась она разве что на одной силе воли.

– Скажите, пусть убирается прочь. Победы ей здесь не видать. Ради вас, государыня, мы прикончим и этого Дракона, и всех остальных, кого она на нас ни пошлет.

– А я и мои милашки, ружьеца смертных, вам пособим, – прорычал Костоглод. – Такая-то скверна мне, ей-же-ей, по душе!

Никневен этих ответов тоже не ожидала. До сих пор она обращалась лишь к Луне, не удостаивая никого из собравшихся в зале ни взгляда, теперь же развернулась к рыцарю с гоблином с такой прытью, что пряди ее волос змеями взвились в воздух.

– Вы повредились рассудком, – ровно проговорила Гир-Карлин. – Зачем вам жить здесь, запертым в камне, с сотней церквей над головой? Ваша безумная королева отняла здравый смысл и у вас.

Слова ее были встречены гневным ропотом. Нет, не угрозами – доводами. Каждый из дивных спешил высказаться в защиту своего дома, но один звонкий голос перекрыл все.

– Зачем? – переспросила Иррит. – Да ведь из-за смертных! И никто у меня ничего не отнимал: сюда я пришла сама, нарочно, из любопытства.

С этим эльфийка по обыкновению дерзко улыбнулась, словно бы знала, сколь сие разъярит Никневен.

– Боюсь, сейчас Лондон не в лучшем виде – таверны сгорели, люди ютятся в полях за стеной, но, если придешь на будущий год, могу кое-что показать. Глядишь, и тебе тут понравится.