Полли Хорват - Большое богатство

– Я повела себя эгоистично, настаивая на своём и поступая, как в голову взбредёт, – проговорила миссис Риверс и снова громко расхохоталась. – И это не конец света. Напротив, я так счастлива! Никто не говорит, что так бывает. И ты думаешь, что всё будет совершенно иначе, но ведь нет!

И она снова засмеялась.

Счастье. Оно накатило, словно волшебство, ниоткуда, сгустком энергии. Кто знает, откуда приходит счастье? Миссис Риверс словно стала колоколом, звенящим среди гулкого пространства вселенной. И ей нравились и её собственный звук, и пространство, в котором она звучала. Ей нравилось всё сразу.

Глядя на неё, Руперт снова пожалел, что безумие этой ночи принесло свободу миссис Риверс, а не его матери.

Ибо она опустила стекло, чтобы в машину задувал холодный воздух. Ветер развевал её коротко стриженные волосы. Небо было прозрачное и чистое. Лицо её светилось. Она вся искрилась. Как будто съела звёзды.

Затем, конечно же, вернулись холода. Обогрев сидений остался в далёком прошлом. Рождество прошло, и навалился январь. Снегопады валили один за другим, и ноги Руперта, казалось, не оттаивали никогда. Чтобы отвлечься от своих бед, он перебирал в памяти произошедшее в ресторане. Это помогло ему продержаться первые пару недель, но чем ниже падала температура, тем призрачнее становились воспоминания о ресторане. Особенно тяжело давался Руперту обратный путь из школы.

Однажды, когда он брёл мимо дома Риверсов, он вдруг услышал:

– ЭЙ ТЫ, МАЛЬЧИК!

Руперт остановился, огляделся, но увидел только аккуратно подстриженную густую и совершенно непроглядную заснеженную живую изгородь.

– Я сказал: ЭЙ ТЫ, МАЛЬЧИК!

Голос же не мог иметь в виду его?

Он побрёл дальше, но тут голос сказал:

– Да что с тобой такое? Ты оглох? Перестань шкандыбать и просунь руку сквозь ограду.

Руперт вздрогнул он неожиданности, но сделал, как велено, и чужая рука схватила его и протащила на другую сторону.

– ХА! – улыбнулся дядя Генри. – Попался!

– Откуда вы знали, что это я иду мимо? – удивился Руперт.

– Я следил за тобой, – пояснил дядя Генри. – Я изобрёл перископ для живой изгороди и сказал себе, держу пари, Руперт оценит его по достоинству. Для начала я показал его Тургиду, Роллингу и Сиппи, но их он не заинтересовал. Даже не стал тратить время на их кузенов, как их там по батюшке.

– Мелани, Уильяма и другого Тургида? – переспросил Руперт.

– Верно. И тогда я подумал о тебе. Я подумал, если Руперту что и придётся по вкусу, так это дельный перископ для живой изгороди. До чего обидно, что он здесь не живёт. И тогда я навострил свой перископ на тебя и сел в засаду. Давай, погляди на него.

Руперт приблизился к длинношеему инструменту, стоявшему на треноге. В окуляр было видно всё, что происходит на тротуаре, как будто он смотрел поверх изгороди.

– Великолепное изобретение, верно? – вскричал дядя Генри. – И я сам его придумал.

– Да, чудесное. Спасибо, что показали его мне, – вежливо произнёс Руперт. Ему пора было двигаться дальше, если он не хотел превратиться в эскимо. – Что же, мне, наверное, пора домой.

– Ты дрожишь! – вдруг заметил дядя Генри. – Почему на тебе так мало одежды? Пальто! Пальто, Руперт, – вот что принято носить в январе.

– У меня нет пальто, – ляпнул Руперт, не подумав.

– Как необычно, – проронил дядя Генри.

– Мне пора идти, – повторил Руперт.

– Ты не можешь уйти, – возразил дядя Генри. – Не так сразу. Ты ещё не видел моё по-настоящему необыкновенное изобретение. Перископ-то для изгороди я изобрёл специально, чтобы отловить тебя. Отловить и отвести на чердак, чтобы показать тебе моё по-настоящему необыкновенное изобретение. Им я ужасно горжусь. Ты спрашиваешь, почему? Почему именно тебе я решил показать это изобретение, которое никто больше ещё не видел? Почему тебе? Ну, давай, спроси меня.

– Ладно. Почему мне? – спросил Руперт. Дядя Генри провёл его через парадный вход и вверх по семи лестничным пролётам на чердак.

– Потому что, мой мальчик, я сожалел о том, что случилось на Рождество. Угадаешь, почему?

– Из-за призов? – предположил Руперт.

– Нет. Таковы правила. Правила прописаны раз и навсегда, и сожалеть тут не о чем. Нет, из-за того, что ты ушёл, прежде чем мы разрезали рождественский пудинг. Мы совершенно забыли придержать тебя до этого момента. А я думаю, пудинг тебе бы понравился. Он такой сливовый, полыхающий бренди. С огоньком! Я сказал сам себе, десерт с огоньком – вот что понравилось бы Руперту! Я тебя раскусил, мальчик. Но мы, растяпы и эгоисты, позабыли придержать тебя, и вот пудинг весь съеден, а следующий будет только через год. Нужно порадовать Руперта чем-то другим, сказал я себе. Я покажу ему ЭТО!

Они остановились посреди чердачного этажа, и дядя Генри широким театральным жестом махнул вперёд и вниз, указывая куда-то. Руперт, хоть режь, не понимал, на что указывает дядя Генри. Перед ним лежала всего-навсего большая картонная коробка.

– Изобретение в этой коробке? – уточнил Руперт. Он притопывал на месте, чтобы согреть ноги и восстановить кровообращение в пальцах. Когда кровообращение восстанавливалось, пальцы начинали ужасно ныть, но по его опыту, если потопать ногами, боль проходила быстрее.

– Перестань топать. Нет, изобретение не в коробке. Коробка и есть изобретение.

– Ух. Что же, отличная коробка, – растерялся Руперт. – Хорошее изобретение. Вы планируете отправлять в ней грузы?

– Ты РЕХНУЛСЯ? Я изобрёл не коробку. Коробка изобретена давно, иначе откуда ты знаешь, что это такое? Ты сдаёшь, Руперт. Остатки твоего воображения и разума высыхают, как лужа на солнце.

– На Рождество вы называли меня гением, – запротестовал Руперт, не сдержавшись. Он смаковал это замечание дяди Генри с того самого момента, как оно слетело с его губ, похвала согревала его ночами, когда ему было так холодно, что он не мог уснуть.

– То было на Рождество, – сухо заметил дядя Генри. – На Рождество невольно скатываешься в гиперболы. Возможно, всё дело в шерри. – Тут дядя Генри заметил пришибленный взгляд Руперта и добавил: – Но, может, это просто временное помрачение твоего гения. Может, твои серые клеточки смёрзлись из-за твоей прискорбной антипатии к верхней одежде.

– И что же это тогда? – спросил в конце концов Руперт, потому что, как ему ни хотелось восстановить свой пошатнувшийся статус гения, он, хоть убей, не мог сообразить, что могло быть.

– Я бы сказал, что это очевидно, – провозгласил дядя Генри. – Это машина времени.

– Ох, – протянул Руперт. – Как мило. – Но на самом деле он подумал, что дядя Генри съехал с катушек. И как долго ещё ему придётся стоять и вежливо разглядывать эту коробку, пока, наконец, он не сможет убраться восвояси?