Дж. Э Уайт - Тёмный дар [litres]

Когда существо закончило работу, сеть сделалась не такой, как раньше, но освещала всё вокруг она ничуть не хуже. Плетельщик в последний раз грозно зыркнул на Кару, проскользнул в небольшое отверстие меж ветвей и исчез во тьме.

– Спасибо! – сказала Кара. Её голос в этом месте звучал странно – как-то издалека, как будто она разговаривает сама с собой через реку.

Кара не знала, что делать дальше. Разумеется, она уйдёт сразу, как только птица вернёт ей медальон, но ей почему-то казалось, что это случится не раньше, чем… чем она сделает то, зачем её сюда привели. «Может быть, если оглядеться по сторонам, я что-нибудь пойму». В конце концов, вряд ли от неё требовалось обыскать всю Чащобу – только этот участок, озарённый серебряным светом. Если Кара не найдёт ничего интересного, она просто возьмёт и уйдёт домой, махнув рукой на медальон. А в тёмную часть леса она не пойдёт ни за что на свете. Даже Карино любопытство имеет свои пределы.

Решив так, Кара взялась за поиски. Она понятия не имела, что именно ищет, поэтому ходила очень осторожно, пристально вглядываясь во всё вокруг. Она от всей души надеялась определить, что ей надо найти, ощутив его важность.

И она нашла.

Эта штука была как раз подходящей формы и размера, и всё же Кара не думала, что этот панцирь – черепаший. По крайней мере, она сроду не видела таких черепах, как эта. Для начала, панцирь был изукрашен угольно-оранжевыми спиралями, в которых угадывался некий скрытый смысл. Однако когда Кара нагнулась поближе, чтобы получше разобрать эти знаки, голова взорвалась мучительным зудением.

Девочка поспешно отвернулась. Если в этих знаках и таится некое потаённое значение, она об этом ничего знать не хочет.

Когда Кара снова посмотрела на панцирь, на нём сидела одноглазая птица. Медальон болтался у неё в когтях.

Кара потянулась за ним – птица отскочила прочь.

– Отдай! – воскликнула Кара.

Птица уставилась на неё суровым, но ободряющим карим глазом.

«Со временем. Сперва это!»

Кара подумала было, не стоит ли ещё раз попытаться выхватить медальон, но поняла, что бесполезно: птица слишком проворна. Она опустилась на колени рядом с панцирем, опасаясь брать его в руки. «А вдруг там что-нибудь мёртвое? Или живое…» Кара запустила руку под него сбоку, стараясь не думать о том, что там какие-нибудь клешни, которые возьмут, да и вцепятся в темноте ей в пальцы… Она потянула на себя, рассчитывая всего-навсего приподнять панцирь на несколько дюймов, – и изумлённо отшатнулась, когда он вдруг перевернулся. Он оказался намного легче, чем выглядел.

«Ну что ж, – подумала Кара, – славные выйдут санки для Таффа на зиму!»

Птица заверещала, пронзительный звук эхом разнёсся во тьме, подчёркивая неестественную тишину леса.

– Ну что, что? – спросила Кара.

Птица прыгнула на то место, которое раньше было накрыто панцирем, и затопотала. Замелькали, сменяя друг друга, глаза, пока наконец не появился тускло-голубой.

«Помоги мне!»

– Чем тебе помочь? – спросила Кара.

Когда птица снова уставилась на неё, глаз был густо-фиолетовым, таким глубоким, что в нём можно было утонуть. «Смотри внимательно!»

Птица принялась скрести землю ногами, каждый раз ненадолго останавливаясь. Дёрг – стоп, дёрг – стоп, дёрг – стоп. Потом вскочила на панцирь и уселась на нём, выжидающе глядя на Кару.

– Ты хочешь, чтобы я копала?

Птица подпрыгнула на месте. «Да!»

– Для этого тут и панцирь, да? Чтобы копать?

Птица снова подпрыгнула.

– Тут что-то важное зарыто, да? Ты поэтому меня сюда привела?

Глаза у птицы вращались долго-долго и наконец остановились на тёмно-сером, как булыжник, мокром от дождя. Понять значение этого глаза Кара почему-то затруднялась. Он выглядел немного двусмысленным, но, насколько она могла судить, это означало то ли «очень важное», то ли «это не я».

Девочка двумя руками взялась за панцирь и принялась копать.

Чёрная почва была какая-то странная. В руках она казалась намного тяжелей, чем земля у них на ферме, – как будто пригоршня железных опилок. Но даже когда Кара нагребла полный панцирь этой земли, она без труда его подняла, казалось, будто наполненный землёй панцирь был даже легче пустого. Такого, разумеется, быть никак не могло, но Кара быстро привыкала к мысли, что происходящему в Чащобе удивляться не стоит.

Она продолжала копать.

И на удивление быстро оказалась стоящей по пояс в собственноручно вырытой яме. Кара попыталась вспомнить, сколько же времени она копала – и не смогла.

И тут она ещё раз зачерпнула полный панцирь земли – и зацепила что-то твёрдое.

Кара сразу поняла, что это и была цель её поисков. Дело не в том, что её постигло молниеносное озарение. Просто панцирь рассыпался у неё в руках, протёк меж пальцев и сам сделался этой чёрной землей. Миг – и от её импровизированной лопаты не осталось и следа.

Кара погрузила руки в землю – и выкопала прямоугольный предмет, завёрнутый в грубую марлю, через которую откидывают творог.

«Это принадлежало моей матери, – подумала она. – Она хотела, чтобы это досталось мне, вот почему она спрятала его в единственном месте на острове, где его никто бы не нашёл. Или… или кто-то ещё хочет, чтобы я так думала».

Нет, это слишком опасно. Можно оставить эту штуку здесь и вернуться домой, пока её кто-нибудь не заметил. Это было бы разумно…

«А вдруг это и вправду мамино? Может быть, это мой единственный шанс узнать правду!»

Прежде чем Кара успела окончательно решиться, птица вспорхнула и выпустила из лап медальон. Шнурок изящно опустился в ладонь Кары.

– Спасибо! – воскликнула она, снова вешая медальон на шею. Его привычная тяжесть позволила ей снова почувствовать себя цельной.

Глаз птицы сменился на тускло-голубой. Понять, что значит этот цвет, было непросто, но Каре показалось, что это нечто вроде сочувствия… Нет. Не просто сочувствия.

Это была печаль.

Существо курлыкнуло в последний раз и исчезло во тьме, оставив Кару одну.

«Она не хочет мне зла, – подумала Кара, – и не привела бы меня туда, где опасно». Девочка принялась разматывать марлю. Под верхним слоем обнаружился второй, из другого материала. Кара подумала, что это какая-то кожа, хотя что это за зверь, она не знала. Девочка перевернула находку и увидела, что кожа прошита чёрной нитью, так что получился наглухо закрытый мешочек.

Что бы это ни было, мама очень постаралась, чтобы с ним ничего не случилось.

Кара вынула из складок плаща маленький перочинный ножичек и аккуратно взрезала шов. Нить была туго натянута и порвалась без труда.

Кожа развернулась, и перед Карой предстала чёрная книга.

Книга была в странном переплёте из неведомого материала: холодного, блестящего и как будто бы влажного на ощупь, хотя когда Кара отвела руку, пальцы оказались совершенно сухими. Эта книга, как и здешняя чёрная почва, казалась исключением из законов природы: она была больше «Пути» – а это, мягко говоря, внушительный том, – но почти ничего не весила.