Эмили Болд - Вечный [litres]

– Этого еще никому не удавалось, даже если попыток было более чем достаточно, моя дорогая.

Натайра подняла брови, словно сомневаясь в его словах, и в конце концов подмигнула.

Она повернулась вокруг собственной оси, опустив при этом меч. Одним широким размашистым ударом она оцарапала внутреннюю сторону бедра Аласдера. В темноте летней ночи кровь, вытекающая из раны, казалась почти черной, прежде чем рана тотчас же затянулась. Натайра испустила торжествующий крик.

Аласдер выругался и теперь, в свою очередь, перешел в атаку. Несколькими ударами он заставил Натайру отступить на несколько шагов, пока скала не преградила ей путь. Эта игра ему нравилась.

Снова она прицелилась ниже, но Аласдер был готов к этому и выбил клинок у нее из руки.

– Как бы я ни наслаждался этой борьбой, дорогая, мы все же должны обеспечить равные исходные условия.

С этими словами он сунул меч под пояс ее платья и разрезал его.

Он ожидал, что девушка попытается остановить его или избежать его клинка, но на самом деле она подняла руки:

– Ты прав, викинг. Я в невыгодном положении, потому что платье мне мешает.

Медленно она развязала шнурки лифа и порванный пояс на юбке. Аласдер стоял, словно окаменевший, затаив дыхание, наблюдая за каждым ее движением. Он собирался пригрозить ей раздеть ее своим мечом – того, что она сейчас сделает это добровольно, мужчина не ожидал. На ней остался только мокрый корсаж, и Аласдер должен был поздравить ее с умелым ходом. Натайра была прекрасной девушкой, и он не мог отвести от нее взгляд.

– Ну, Аласдер, – она двинулась ближе, пока не прижалась к его обнаженному телу, – ты даже не хочешь попробовать сразиться со мной? – прошептала она.

– Я никогда не хотел сражаться с тобой, – сказал Аласдер, пытаясь восстановить контроль над неожиданными и непреодолимыми чувствами, которые она пробудила в нем.

– Я знаю, дорогой… я знаю.

Она грустно улыбнулась, поднялась на цыпочки и нежно поцеловала его в уголок рта. Потом указала на берег реки. Хотя он и раньше знал, что там какая-то хрупкая фигура держит за поводья двух лошадей, он посчитал ее неопасной и не обращал на нее внимания.

– Ты помнишь мои слова? Я предсказывала тебе это, Аласдер.

Он видел ее внезапную неуверенность там, где только что был страстный боевой дух. Ей нельзя было доверять, и она была его личным адом, но он любил эту женщину, всегда любил ее. И он не верил, что когда-нибудь сможет прекратить это. Как это могло быть? Откуда взялись эти чувства? Если это снова была одна из ее уловок…

– Ты обещала мне то, чего для нас никогда не будет, и ты это знаешь! – Он хотел оттолкнуть ее от себя, но она удержала его:

– Открой глаза, Аласдер! Я говорила тебе, придет наше время, и теперь оглянись вокруг! Я стою перед тобой, боюсь твоего отречения и надеюсь на твое прощение. Ты тоскуешь по мне, я это чувствую. Новое начало возможно!

Мужчина покачал головой:

– То, что здесь сейчас происходит, – это какие-то скверные чары. Это нереально, потому что это не может быть реальным! Мы ничего не чувствуем с той ночи.

– Ты сам сделал нам этот подарок, Аласдер. Ты отправил к нам девушку Кэмерон! Ты можешь притворяться, что ненавидишь меня за то, что я сделала, ты можешь пойти со мной, чтобы наказать меня… но ты не можешь отрицать свою любовь ко мне, потому что там стоит ее доказательство. Ты послал эту девушку сквозь время для нас, она – наш ключ к счастью.

Оправившись от зрелища, которое предоставил мне раздетый воин, я со всей серьезностью поинтересовалась, не перевернулся ли мир вокруг. Натайра целыми днями таскала меня по дебрям, чтобы я могла сделать ее счастливой, а потом эти двое дикарей чуть не отрубили друг другу головы. Смотреть на них было достаточно интересно, и живописную сцену боя ни один режиссер не смог бы сделать более впечатляющей. Одни только смертельные удары не шли ни в какое сравнение с показательными боями, хотя даже мне очень скоро стало ясно, что они не собирались серьезно ранить друг друга.

Это было похоже на игру между ними. Они ранили друг друга словами и поступками, как будто только эта возможность и осталась, чтобы пробудить чувства в другом человеке. Чувства, которыми они были обязаны моему присутствию в этом времени.

Хотя столкновение происходило всего в нескольких метрах от меня, я не боялась. Сейчас я не враг, сказал мне Аласдер на кладбище. Чем дольше я смотрела на этих двоих, тем больше ему верила. У этих двух людей было много других врагов – они потеряли свою любовь на пути к достижению собственных целей, нанеся при этом себе глубокие раны.

Может, и правда. Возможно, этот момент был их единственным шансом на удачу.

Я посмотрела на них. Натайра искренне поцеловала Аласдера. В его глазах я увидела боль и одновременно зарождающуюся надежду, которую, однако, великан попытался скрыть, когда отталкивал Натайру от себя.

Я разрывалась. Натайра была девушкой, которая причинила столько страданий мне и Пейтону и которая не раз подвергала меня смертельной опасности. Тем не менее я испытывала к ней сострадание, хотя в прошлый раз горько пожалела об этом. Но, может быть, пришло наконец время, когда любовь победила ненависть. Разве это не было именно тем, что когда-то разрушило проклятие Ваноры? Натайра ошибалась? Может быть, все-таки возможно снять проклятие? Если это было моим испытанием, то, по-видимому, я смогла бы пройти его только тогда, когда сделала бы первый шаг к прощению.

Я шагнула ближе к берегу, чтобы усилить их чувства, и улыбнулась, когда Аласдер крепко заключил в свои объятия девушку, ради которой даже через двести семьдесят лет был готов убивать.

Ладно, пусть эти двое получат свой краткий миг счастья, но это еще не означает, что у меня появилось желание внимательно наблюдать за их ласками. Поэтому я села между скал и крепко закрыла глаза.

Конечно, я никогда не избавлюсь от этих картин перед глазами.

– Seas , – мягко натянув поводья, остановил Пейтон лошадь, которая стоила ему столько монет.

Перед ним в небе возвышался Буррак, и до него доносились оживленные звуки со двора замка. Стук молота по наковальне, крики мужчин на стенах и звон клинков на тренировочной площадке смешивались в одну давно забытую, но все еще знакомую мелодию. Как аромат свежеиспеченного печенья оживлял в воспоминаниях детство, так эти звуки сумели пробудить в нем человека, который оказался дома.

Пейтон спешился и погладил старую клячу. Он был напуган.

В последние часы вопрос о том, что ждет его в Бурраке, не давал ему покоя. Он молился о том, чтобы найти здесь Сэм и чтобы не столкнуться с остальными в одиночку.