Ольга Пашнина - Избранница грозы [litres]

– И что он хочет от меня? Я не знаю своих предков, я даже не знаю, кто мой отец! Моя мать давно умерла, а… это бессмыслица какая-то. Вы уверены? Все проверили?

– Деллин, – терпеливо вздохнул Кейман, – ты меряешь все категориями разумного человека. Для тебя это не имеет смысла, но не для Акориона. Он спал очень много лет. Сотни. Представь, что ты столько времени провела в заточении, в вечном изматывающем сне. Что бы ты хотела сделать?

– Сходить в туалет, – честно ответила я, немного подумав.

– Хорошо. После этого.

– Пожрать.

– Ты издеваешься надо мной сейчас?

– Я боюсь. Как можно было скрыть, что за мной охотится бог, помешанный на моих предках?

– Да мы не знали, что он за тобой охотится! – воскликнул Кейман. – Если бы ты имела привычку рассказывать о том, что вокруг происходит, узнали бы раньше.

На это мне нечего было ответить.

– Значит, это он? – Я поразилась внезапной, но очевидной догадке. – Гребень. Розы. Платье… это все мне присылали с подачи Акориона? Чтобы напугать? И это делал магистр Оллис?

– Похоже на то. Демон!

Кейман в сердцах двинул кулаком по стене.

– Я пустил в школу его последователя и даже не понял этого!

Я закрыла лицо руками. Сейчас в душе бушевали одновременно и страх, и стыд, и легкое отвращение. Я надела его платье, гребень…

– Почему вы мне не сказали?!

– Что бы это изменило? Ты бы жила в вечном страхе.

– Я бы рассказала, что мне присылают! Я ведь думала на Бастиана и на вас!

– На меня? – Кейман удивленно на меня посмотрел. – Ты думаешь, я стал бы анонимно присылать тебе что-то?

– Я не знаю вас. И не ждала ничего такого… я была готова сражаться с Бастианом и богатыми детьми, которые ненавидят бедных, с вами, с необъективными преподавателями, с дислексией. Но не с сектантами же, которые действуют по указке безумного бога и мстят за поступки моих предков! О которых я даже не знала.

Я украдкой смахнула с ресниц слезы. Усталость, копившаяся весь семестр, взрывом выплеснулась именно здесь, в экипаже, несущем нас к школе. И одни боги ведали, а точнее, один-единственный бог, назвавший меня избранницей, что за время нашего отсутствия там случилось.

Ведь не могло же что-то серьезное? Не могло?

– Деллин, – чуть мягче произнес Кейман, – я в состоянии тебя защитить. И я поклялся королю сделать это. Как бы я ни относился к твоей… матери, я не нарушу это обещание. Я обещаю.

– Думаете, Оллис уже успел что-то натворить? Вы можете ошибаться насчет него? Вдруг он просто ухлестывает за студенткой, и это не Акорион? Как вы поняли, кто за этим стоит?

– Гребень, – коротко ответил Кейман. – Это гребень из коллекции украшений Таары. Уникальный артефакт, считавшийся утерянным, один из многих. Найти его мог или сам Акорион или кто-то по его указке. Если платье тебе прислал Оллис, то и гребень, вероятно, он. Я не хочу рисковать. Рано или поздно ты бы выяснила, кто стоит за посылками. Оллис не мог не понимать, что, скорее всего, это случится на показе.

– Леди Найтингрин действительно его тетя? Или она тоже помогает Акориону? А Сайлер? Это он просил включить меня в показ.

– Сайлер ни при чем, это он заставил меня вытащить тебя с Земли. Что до Найтингрин… я не знаю. Сомневаюсь, что она из тех, кого прельщает перспектива восхождения Акориона. Возможно, Оллис действительно ее племянник.

Подумав, Кейман добавил:

– И, возможно, этот идиот просто влюблен в тебя и обладает скверной способностью к романтике. Но я не хочу рисковать, с ним надо поговорить. И ты едешь со мной, потому что оставлять тебя в столице слишком опасно.

– Я идиотка. Феерическая.

– Ты – самовлюбленная восемнадцатилетняя девица с взрывным характером и стервозной сущностью. Плохая новость: это не лечится и замуж тебя, скорее всего, никто не возьмет. Хорошая: секс без обязательств – тоже секс. Еще сто лет назад за внебрачную связь тебя бы казнили, а сейчас прекрасное время! Можно быть стервой.

– Очень смешно. – Я старалась выглядеть строгой, но все равно улыбнулась.

Время текло бесконечно медленно. Ни у кого не получалось заниматься своими делами, мы оба смотрели в пустоту. О чем думал Кейман, я не знала, а сама пыталась осмыслить полученную информацию.

Значит, я – последняя представительница рода бога стихий? Отсюда и благословение, и силы. А древний бог, запертый невесть где, одержим жаждой мести роду. И для этого нашел меня, чтобы… попугать?

Вопросов больше, чем ответов. Раньше я считала, что все ответы есть у Кеймана и он просто мне не говорит, но сейчас оказалось, что существуют загадки, разгадать которые не под силу даже ему.

Как Акорион или его приспешники меня нашли? Почему Оллис, если он и впрямь был из его секты, не убил меня, а подкидывал подарки? Не мог ли гребень каким-то другим образом попасть к нему? Что, если все это – звенья совершенно разных цепочек?

Записки подкидывал один, гребень дарил другой, цветы – третий. Теоретически это возможно? Черт, я цепляюсь за соломинку. Если существует простое и логичное объяснение, то это оно.

Казалось, будто за мной кто-то наблюдает. Чувство тревоги поселилось внутри и грозило перерасти в паранойю. Это теперь так всегда будет?

Словно в пику дороге во Флеймгорд, полет до школы хоть и занял меньше времени при попутном ветре, по ощущениям продлился неделю. Я не сразу поняла, что сижу не шевелясь довольно долго. Мне было страшно. Страх поселился внутри, отравлял собой душу. Я помню это чувство нарастающего глухого страха. Так боится человек перед объявлением диагноза. Так боятся, стоя на краю пропасти.

Вот так нужно было изображать Таару. Она не с гордостью и дерзостью смотрела в пропасть. Она встречала ее со страхом, в этом я почти уверена.

Экипаж пошел на снижение, и я, ведомая интуицией, приникла к окну.

– Кейман… – Горло свело судорогой.

От школы в темное, усыпанное звездами небо, поднимался дым. Ни одного горящего окна, никаких звуков, даже ночные птицы притихли. Только дым и выжженная дорожка на траве там, где мы приземлились.

Меня подташнивало от близости к чему-то жуткому. Никаких мыслей и идей относительно того, что мог сделать Оллис, в голову не приходило. Но воздух вдруг словно стал слишком плотным, душным, пропитанным гарью. Я судорожно пыталась сделать вдох, но грудь словно сдавил металлический корсет.

Подумалось, Кейман заставит остаться в карете. Я уж было приготовилась сражаться, но магистр даже не обратил внимания, что я иду рядом.

– Здесь никого, – спустя несколько минут сказал он. – Я никого не чувствую.

Получив отмашку, я бегом понеслась ко входу. Взбежала по крыльцу, запутавшись в длинной юбке, и распахнула двери. А в следующую минуту из груди вырвался сдавленный стон. Картину, что открылась в холле, я сохраню в памяти навечно.