Ника Ракитина - Сага листвы [СИ]

— Винтер, открывай! Это Мидес!

В замке загремел ключ, дверь приоткрылась, а потом Салзара рывком дернуло внутрь.

— Ты обалдел? — возмущенно спросил юноша, потирая локоть.

— Тише! — шикнул всклокоченный Клаус, прслоняясь спиной к створке. — Убийцы могут ворваться в любой момент!

Салзар вздохнул и прошел в комнату, очевидно, бывшую когда-то уютной, но теперь носившую следы томления Винтербрахера. Лоскутное одеяло валялось на полу, герань в горшке была сломана, а по премиленьким обоям с бабочками то тут, то там расползлись пятна гари.

— Вот, — некромант достал из-за пазухи темную бутыль с осенним медом и торжественно поставил в центр стола. — Сначала приди в себя.

Винтер взвыл. Бормоча, что сокурсник не иначе святой, вытащил кинжал, и трясущимися руками стал откупоривать подарок.

Салзар смахнул с единственного стула обрывки «Триумфа» — солейлской утренней газеты — и уселся, наблюдая, как ходит кадык на шее присосавшегося к бутылке толстячка.

— Клаус, а с чего ты вообще решил, что тебя убить собираются?

— Ты ж не знаешь ничего! — Винтер, оторвавшись от выпивки, утер губы рукавом. — Это просто звери. У них там, в Вениссе, такая… такая…

— Что такая?

— Школа. Думаешь, они там бренчат себе на мандолинах да портреты ваяют?

Как же! Шайка воров, шпионов и убийц. Только плати. И кодекс их суров: предавшему дело — смерть.

Салзар припомнил, что в Вениссе — городе на северо-востоке страны — располагается Школа изящных искусств: старинное учебное заведение, выпустившее множество знаменитых бардов и живописцев.

— А главный у них — Лютый. Его никто не видел, только я подозреваю, что Артемий он и есть. — Винтер икнул.

— Клаус, — покачал головой Салзар, — по-моему, у тебя просто воображение разыгралось.

— Легко говорить! — всхлипнул толстячок. — Это же не к тебе рвались в комнату лиходеи!

— А ты их видел? — Мидес с тоской глянул в окошко. У Хельги сейчас, наверное, подают чай. — С чего решил, что это бандиты? Может, стража Академии?

Винтербрахер задумчиво нахмурился, а потом решительно замотал головой:

— Да не. Чего до меня стражникам-то? Я и прошлогодний поджог аудитории отработал…

— А если я, допустим, случайно знаю, почему к тебе поутру приходили и скажу, обещаешь, что магичить не станешь?

— Чего знаешь? — Толстячок нервно сглотнул. — Ладно, обещаю.

— Понимаешь… — Салзар прикинул, как бы поделикатнее рассказать о подмене, а потом, так ничего и не придумав, рубанул с плеча: — Ректор думает, что ты и Лиззи… в общем, он тебя, кажется, женить хочет.

Брови Клауса медленно поползли вверх, а губы расплылись в совершенно дурной улыбке:

— Ты чего? Шутишь, что ли?

Мидес вздохнул и начал каяться. Винтер внимал молча, вот только запыхтел, когда некромант стал рассказывать про чулан.

— Так этот короед точно ее не тронул?

— А с чего бы ему врать? Впрочем, тронул — не тронул, Лизетта в любом случае скомпрометирована. Клаус, мне очень жаль…

Но Винтера перспектива женитьбы привела, похоже, в полный восторг. Или это мед так подействовал? Толстячок принялся возбужденно носиться из угла в угол, размахивать руками и перечислять открывающиеся возможности родства с Симблдарками.

В конце концов, он остановился и стал трясти руку некроманта, сообщив, что Лиззи ему вообще-то всегда нравилась, и теперь он, Винтер, сокурсникам по гроб жизни благодарен.

Салзар неуверенно покивал и удалился, сопровождаемый воплями Клауса, требовавшего сей же час цветочницу. Девица Мари, получив заверения, что Винтербрахер вскоре покинет бордель, тоже была преисполнена чувств.

Пообещала включить Мидеса в особый список посетителей, горячо уверяла, что будет счастлива видеть студиозуса еще раз, непременно в компании Торуса, и всё порывалась передать для элвилин письмо. Так что, в конце концов, Мидес, пользуясь тем, что прелестница отлучилась за пергаментом, позорно бежал из заведения.

Тишина и пустота общежитской комнаты, куда некромант возвратился, показалась благословенной самим Судией. Салзар счастливо вздохнул, увалился на кровать и, точно в мед, погрузился в безмятежную дремоту.

Губы Торуса были одновременно мягкими и требовательными, а еще отдавали корицей. Хельга счастливо улыбнулась и уткнулась в шею пришлому. Сколько они процеловались — минуту ли, вечность? Казалось, что вокруг них выросли стенки хрустального шара, куда не проникают ни звуки, ни ветер.

И вдвоем здесь так хорошо и спокойно… вот только чернилами откуда-то пахнет.

— Ой, — девушка вспомнила недавнюю оплошность и, подняв голову, виновато улыбнулась, — я же тебя испачкала. И сама замаралась… Хочешь, совершим налет на гардеробную папеньки?

— Нет уж, — элвилин скривился. — Подозреваю, у нас с ним разные вкусы.

И вообще, у меня другие планы.

Хельга растерянно захлопала ресницами, а Торус тихо рассмеялся:

— Котик, ну ты же не хочешь, чтобы горничная застукала нас в самый неподходящий момент? И наябедничала маменьке, что ты с короедом целуешься?

— А мне плевать, — девушка нахмурилась.

— А мне — нет, — элвилин подмигнул.

— Ты что же, уйдешь сейчас?

— Еще чего.

Эйп Леденваль покосился на приоткрытую створку двери и мягко поцеловал Хельгу в лоб.

— У меня идея получше. Знаю одну корчму, где и хозяйка чистюля, и комнаты уютные. А главное — там не суют нос в чужие дела. Так что, радость моя, — он отстранил девушку и поднялся, — беги, переоденься, и едем. А испорченную рубашку под плащом не видно.

И галантно отворил перед мисс Блэкмунд дверь.

— Вечереет, — девушка глянула в окно экипажа и вздохнула. — Слушай, а как же письмо? И Джонька? И… Салз ведь будет ждать.

Торус скривился.

— Помнится, кто-то жаловался, что я слишком часто поминаю Мидеса.

— Я знаю, — Хельга виновато кивнула и робко погладила эйп Леденваля по руке. — Но ты же сам просил помочь. Говорил, что в особняке есть нечто важное.

— Э? А… да, — Торус прыснул. — Хельга, пообещай, что не влепишь мне в лоб огненный шар.

— Да я никогда, что ты!

— Я соврал. Побоялся, что ты участвовать откажешься, вот и приплел, что дело меня касается. А так-то, мы всего лишь собирались стащить матушкины украшения.

Хельга задохнулась от возмущения, а элвилин поспешно добавил:

— В оправдание могу сказать, что собирался начистить рыло бандитам, задумавшим эту кражу.

Он рывком привлек к себе юную волшебницу и прислонился лбом к ее виску:

— Ох, котик, не будь занудой. В конце концов, какая разница, днем раньше мы полезем в особняк, днем позже? И вообще, полезем ли.

Неизвестно еще, как Салз отнесется к твоему отказу.

— Он же нас в корчме ждать будет, — попробовала протестовать девушка, чувствуя, как растекается лужицей в объятиях пришлого.