Ника Ракитина - Стрелки [СИ]

Ему удалось вывести Хель к ручью. За ручьем лес редел, а когда Мэй, усадив Хель на траву, забрался на огромный замшелый валун, он увидел за лесом островерхие разноцветные крыши и башни. Хатан был близко. Мэй набрал воды в долбленку и вернулся к Хели. Она напилась, не открывая глаз, потом вдруг вздохнула и неловко, боком повалилась на траву.

Мэй в тревоге приподнял ее. Голова Хели безвольно упала на его локоть, глаза будто сами раскрылись, и он увидел их сухой, горячечный, нездешний блеск. Мэй коснулся губами ее лба, и жар, исходивший от кожи, казалось, обжег и его.

— Хель… — не проговорил, а простонал он.

Хель не отозвалась.

Неизвестно, что сделал бы он, если бы на них не наткнулись хатанские мальчишки, выбравшиеся в лес за ранними орехами. Обычно задиристые и горластые, как все городские мальчишки, они с полуслова поняли Мэя, посовещались шепотом, и один опрометью помчался в город. Вернулся он через час на повозке, запряженной маленьким лохматым коньком бирусской породы. Конька погонял толстоватый седобородый человек, мальчишки представили его как чеканщика мастера Гиральда.

Мастер Гиральд посмотрел на Хель, задал несколько вопросов Мэю и сказал, что поветрие он, во славу Светлой Матери, видал, а здесь совсем другое, горячка от лишений. А посему, он, мастер Гиральд, возьмет маленькую плясунью к себе, и незачем тут Мэю говорить о плате, пусть лучше его сестренка спляшет перед мастером, когда выздоровеет.

И она сплясала, да еще как! А потом сказала, что надо сплясать и на хатанских площадях, чтобы все-таки вернуть долг мастеру. Если б они начали с Рыночной площади, то непременно столкнулись бы о Окассеном, который уже два дня как прибыл в Хатан и разыскивал детей по всему городу с нетерпением и все возрастающей тревогой. Но они решили начать с площади Семи Свечей: прислужницы Светлой Матери привечали красоту музыки и пляски, даже если те не были посвящены Милосердной.

Когда Хель плясала, она не замечала никого и ничего. А Мэй, играя, смотрел только на нее. И оба они не увидели, что рослый, с оплывшим красным лицом владетель, судя по гербу, ближайший родич Консула, впился взглядом в Хель.

Он не узнал в ней Хель из Торкилсена, хоть и видел ее когда-то и принял участие в осаде ее родового замка. Просто ему приглянулась хорошенькая плясунья, и неизвестно, что было для Хели хуже, бароны и владетели в таких случаях привыкли не церемониться.

Хель доплясала и замерла, разгоряченная, отбрасывая со лба прилипшие волосы, жадным взглядом обводя людей. И наткнулась на взгляд владетеля. Ей показалось, что булыжная мостовая уходит из-под ног. Хель пошатнулась, но опереться было не на кого. Мэй обходил зрителей, собирая плату. Расширенными от немого ужаса глазами Хель следила, как владетель опустил в деревянную чашку золотой и многозначительно ухмыльнулся ей через плечо Мэя. «Узнал», — подумала она и почувствовала, как расползается по телу холод. Мэй подошел к ней, сказал что-то, она не расслышала. Потом, опомнившись, схватила его за руку и горячо прошептала:

— Скорее отсюда! Скорее! К мастеру!

Удивленный, Мэй подчинился. Люди неохотно пропускали их, хотели, чтобы она сплясала еще. Владетель — Хель это видела — проталкивался следом. Наконец толпа стала реже, и Хель почти втащила Мэя в какой-то переулок. Здесь было безлюдно, только впереди маячили две неясные фигуры. И тут же сзади загремели тяжелые сапоги. Хель, вскрикнув, бросилась в сторону, но грубые пальцы уже вцепились в ее плечо. Владетель сильно рванул ее к себе.

— Мэй! — отчаянно вскрикнула она.

Мэй выхватил из-за пазухи кинжал и бросился на владетеля, но клинок, звякнув, сломался о кольчугу, владетель, не оборачиваясь, наотмашь ударил Мэя по лицу, и тот отлетел к стене дома. Владетель попытался забросить Хель на плечо, но она вцепилась в его щеки ногтями и повисла на нем всей своей небольшой тяжестью. Он выругался, даже застонал, но не выпустил девочку, поволок дальше. И вдруг чья-то тень мелькнула перед глазами Хели, что-то глухо стукнуло, и владетель, охнув, рухнул на мостовую, как мешок с капустой. Сильная рука бережно подняла Хель. Взглянув на нежданного защитника, она увидела грубоватое, гневное лицо с черной бородкою и маленькими глазами. Незнакомец, судя по виду, горожанин, был на две головы выше Хели. Его спутник — это их мимолетно видела Хель впереди — склонился над Мэем.

— Девчонок обижать! — пробасил незнакомец, грозя кулаком валявшемуся без чувств владетелю. — Здесь город вольный, здесь бароны не правят…

Не слушая его гневной речи, Хель подбежала к Мэю. Тот уже сидел, лицо его было залито кровью.

— Вытри, — сказал человек, поддерживавший Мэя, и протянул ей какой-то лоскут. И только сейчас Хель разрыдалась. Плача, она вытирала кровь, а ее все не становилось меньше, а Мэй, едва шевеля разбитыми губами, повторял:

— Не плачь, сестричка, не надо…

— Ирбис! — прогремел над ними уже знакомый бас. — Барона я в канаву оттащил, пусть охолонет. А малышей мы до дому проведем. Вы где остановились, девонька?

— У Гиральда, — сквозь слезы выдавала Хель, — у мастера Гиральда на улице Медников…

— Ну так подымайся. И ты, храбрец, тоже, надо же, на баронов кидается…

— Помоги девочке, Саент, — сказал Ирбис, поднимая Мэя.

— Что я, слепой, что ли, — проворчал чернобородый Саент, и Хель почувствовала, что взлетает в воздух. — Пошли, девонька…

Саент до самого дома мастера Гиральда нес Хель на руках. Она вначале сопротивлялась, но потом поняла, что все равно сама идти не сможет.

А для этого великана нести ее было, пожалуй, проще, чем свалить с ног вооруженного человека одним ударом кулака. В его огромных руках Хель показалась себе совсем маленькой. «Он даже больше Окассена, — с удивлением думала она. — И выше отца…» Она видела, как рядом шел Мэй, шел неуверенно, и Ирбис поддерживал его за плечи. Они уже подходили к дому, когда от высоких ворот отделился человек и бросился к ним.

— Ага, еще один, — пробормотал Саент, и Хель сжалась. Ирбис потянул из ножен кинжал. Но человек крикнул:

— Хозяйка!

— Окассен! — удивленно и обрадовано отозвалась Хель.

— Свой, что ли? — неуверенно спросил Саент.

— Я-то свой, а ты кто? — бросил Окассен, подходя вплотную. Он протянул руки и спокойно забрал Хель у остолбеневшего Саента:

— Что случилось?

— Потом, — быстро сказала Хель. — Окассен, это Саент и Ирбис. Они спасли нас.

— Спасли? — Окассен недоверчиво оглядел обоих, и тут только до него полностью дошел смысл ее слов. — От чего спасли? Мэй… что с тобой?! Что приключилось, во имя Предка?!

— Еще один барон, — проворчал Саент.

— Не твое дело, — отрезал Окассен. — Пошли в дом, и там ты мне все объяснишь, Хель. Все-все. Я человек любопытный.