София Серебрянская - Исповедь колдуна [СИ]

Укутанный пеленой чёрного тумана и копоти, город подставлял тёмные громады домов под ливневые потоки, струящиеся с неба. Изредка пробивался сквозь тучи свет двух лун — Гвенлин и Гальвэйн — тотчас же вновь исчезавший в на удивление плотном покрове туч.

В этот час гостиница «Белоцвет» не ожидала посетителей. Тем сильнее было изумление скучающего человека за стойкой, когда в дверях показались двое. Один из них, высокий рыжеволосый мужчина в старомодном одеянии, не привлекал к себе особого внимания: в конце концов, некоторые могут позволить себе такое чудачество, как постоянное ношение вычурных костюмов, походящих на карнавальные. А вот второй, чуть пониже, заставил работника гостиницы прийти в странное волнение. Чёрный цилиндр, украшенный золотой лентой, половина лица скрыта за очками с кристальными стёклами, плащ во всё той же чёрно-золотой гамме… всё это не оставляло сомнений: явившийся в столь поздний час юноша принадлежит к Золотым Стражам.

— Мы хотели бы снять комнату, — вкрадчиво проговорил рыжеволосый. — На одну ночь.

Работник гостиницы оробел, однако при виде денег тотчас же решил, что не его дело, чем там собираются заниматься Золотой Страж и его спутник. В конце концов, разве имеет он какое-то право отказывать им в ночлеге? Другое дело, если бы он всё же был владельцем «Белоцвета», а так — простой служащий, не более.

Рыжеволосый мужчина выглядел расслабленным, тогда как его спутник — неожиданно напряжённым. Тонкие губы Золотого Стража были плотно сжаты, а пальцы нервно сжимались и разжимались, будто он чувствовал возможную угрозу.

— Расслабься и перестань дрожать. Это не больно.

Когда за ними закрылась дверь комнаты, рыжеволосый вновь прищурился:

— Кажется, ты попался, мальчик. Прости, но я не могу позволить тебе убежать. Что тебе больше по душе: умереть быстро и бесславно или, может, сгинуть в бою?

Золотой Страж и рыжеволосый мужчина смотрели друг на друга. Оба оставались неподвижны, будто два зверя, примерявшихся к противнику и оценивавшие их силу. Неожиданно Страж, засмеявшись, выпрямился:

— Нет, это ты попался. Думаешь, я пошёл бы на подобное задание в одиночестве? Гостиница уже окружена моими братьями по оружию.

Лайонелл — так звали Золотого Стража — ожидал какой угодно реакции. За свою жизнь он повидал множество магов, как детей, которых следовало убить ещё до их взросления, так и взрослых, могущественных колдунов, вполне способных самостоятельно защититься. Одни бросались в бой, другие пытались бежать, третьи пытались уверить беспощадного посланника смерти в том, что никогда в жизни не сотворят ни одного заклинания… Но этот маг отчего-то не боялся. Он лишь усмехнулся, покачав головой:

— Что ж, значит, вы поймали меня. Когда-нибудь это должно было случиться: нельзя же скрываться вечно.

Чувствуя, как ему становится неуютно, Лайонелл пробормотал:

— Ты ведь понимаешь, что ты погибнешь не из-за нашей жестокости? Либо такие, как ты, либо весь мир. Я не испытываю к тебе ненависти…

— Оставь, пожалуйста, эти слова где-нибудь в другом месте, — маг не злился. Его голос был холоден и отрешённо спокоен, словно не в него сейчас хотят всадить штык или пулю. Может ли быть живое существо столь спокойным? Само лицо колдуна было словно выточено из потрескавшегося, древнего камня. Один взгляд — и Золотой Страж отступил на шаг. С лица тридцатилетнего мужчины смотрели глаза древнего старца.

— Скажи, каково твоё последнее желание, маг? — спросил Лайонелл, пытаясь побороть отчего-то накатившее оцепенение. Колдун засмеялся:

— Я смотрю, ты всё-таки действительно веришь в эти ваши законы чести, дитя. Говоришь, у меня есть право на последнее желание? Что же, оно таково: прежде, чем я умру, ты выслушаешь мою историю. Да и тебе не вредно будет больше узнать о таких, как я. Верно ведь, дитя?..

Лайонелл не знал, отчего мужчина, который старше него максимум на десяток лет, обращается к нему, точно к ребёнку. Не знал он и того, что именно хочет поведать этот незнакомец, столь долгое время ускользавший от преследования. Древний. Пугающий. Даже загнанный в угол, он оставался величественным, будто был не презренным магом, а каким-нибудь магистром их ордена.

— Хорошо. Я… выслушаю тебя, — на всякий случай Лайонелл проверил, на месте ли его пистолет. Мало ли, что решит предпринять этот проклятый маг… Рыжеволосый мужчина улыбнулся и облизнул сухие, потрескавшиеся губы:

— Вот и славно. Присядь: это долгая история…

Лайонелл не знал, что заставляет его подчиняться чужим словам: магию это существо не применяло. Но тело словно сделалось ватным, и Золотой Страж, подчиняясь властному голосу, присел на стул у письменного стола. Несколько мгновений ничто не нарушало тишину, лишь тихий скрип стула, на котором Лайонелл пытался устроиться поудобнее, хлопанье неплотно затворённой ставни да шелест непрекращающегося ливня.

— Почему у тебя на лице нет клейма? Его ведь наносят всем детям-магам, чтобы в случае, если они начнут колдовать и поставят мир под угрозу, их легче было выследить, — наконец, не удержал на губах вопрос Лайонелл. Колдун лишь снова усмехнулся, останавливаясь у закрытого окна:

— Всё просто, дитя: когда я родился, это клеймо ещё никому не ставили.

— Как это? — не понял Лайонелл, разглядывая тридцатилетнего мужчину. — Его ставят с тех самых пор, как появился наш орден. А это… гораздо более долгий срок, чем твоя жизнь.

— Ты в этом так уверен? — спокойно осведомился колдун, оборачиваясь. Тёмные, почти чёрные глаза, лишь возле зрачка сияющие зеленовато-карим, сверкнули во мраке комнаты. Лайонелл нервно сглотнул:

— Люди не могут прожить больше восьми сотен лет. Ты же не станешь с этим спорить?

— Забавно. Если люди не могут — значит, я не человек, — ровным тоном продолжал колдун. — А ведь когда-то я был им — человеком. Более того — никого не пугала магия, которой я мог воспользоваться. Жаль, что это было… так давно.

По спине Лайонелла поползли мурашки. Стараясь не выдать своего страха, он смотрел на своего врага — и верил. Верил в то, что эти тёмные глаза могли видеть все эти пролетевшие со времён основания ордена годы. Видеть — и помнить каждое мгновение.

— Я родился у северных границ, в деревне Арга. Ты, дитя, вряд ли знаешь это место: оно давно уже погребено в глубинах времён. Там сейчас холодно и пусто. Ни дома, ни той хижины, где я, ещё оставаясь человеком в твоём понимании, жил несколько веков назад. Там больше нет ничего: ни деревни, ни города, ни хотя бы самого захудалого следа жизни. А вот лес… лес никуда не пропал.