Элвин Гамильтон - Наследие джиннов

Выстрел следовал за выстрелом, сливаясь в монотонную череду, руки работали как будто сами, без участия разума. Пронзительный визг умирающих тварей разрывал тишину, запах пороха щекотал ноздри, перезаряженный барабан щёлкал, вставая на место.

Бах! Бах! Сразу двое нетопырей затрепыхались, кувыркаясь по склону бархана. Я полезла в карман и нащупала всего три патрона — последние! — и вздрогнула, осознав ситуацию.

Трясущимися руками я вставила патроны. Небо на горизонте было цвета заживающей раны, солнце лениво пробуждалось ото сна. Дотянем или нет?

Из тени в двух шагах от меня соткался новый крылатый упырь. Я выстрелила почти не глядя — готов! Одним меньше…

Осталось два патрона — и десятки чудищ копошатся где-то в тенях, подползают всё ближе, готовые броситься на жертву. Я устало провела по глазам костяшками пальцев.

— Ты как? — Жинь положил руку мне на плечо, не отрывая внимательного взгляда от песков. На щеке у него блестели отсветы близкого рассвета.

— Живая пока… — вздохнула я. — Ты тоже, как я вижу.

— У моряков есть такая поговорка: «Красный восход — день полон забот».

— Примета слегка опоздала, — буркнула я, глянув на небо. — Вчера бы её — тогда совсем другое дело. — Перехватила револьвер, разминая затёкшие пальцы. — У тебя много патронов осталось?

Чужеземец уныло развёл руками. Револьвер его был пуст. Я вытащила из своего один патрон и протянула ему.

Он хмуро покачал головой:

— Не надо: ты лучше стреляешь.

— Каждому по одному, — возразила я, — ты прикрываешь сзади, я — спереди.

Поколебавшись, он взял патрон. Пока заряжал, я осматривалась, наводя ствол на подозрительные тени. Солнце должно было вот-вот показаться над горизонтом.

Двое сразу! Я прицелилась в дальнего, оглянулась… Первый нёсся прямо к Ясмин, она визжала в ужасе. Подоспевший Жинь оттолкнул девушку и выстрелил.

Промах!

Нетопырь облепил крыльями грудь чужеземца и вонзил клыки ему в грудь. Я спустила курок не думая. Могла задеть и Жиня, да и не поздно ли было стрелять?

Пуля пробила чудищу голову, и оно покатилось по песку. В тот же миг поперёк пустыни протянулись слепящие лучи рассвета. С визгом и хлопаньем крыльев нетопыри бросились врассыпную и принялись быстро зарываться в песок до следующей ночи.

Я склонилась над упавшим другом, всё ещё сжимая бесполезный револьвер. Похлопала по щеке, стараясь не смотреть на страшные проколы в груди прямо под солнечной татуировкой, в которых кровь смешивалась с чёрным ядом. Трясущимися пальцами попыталась нащупать пульс.

— Эй, очнись! Жинь!

Моё сердце колотилось как бешеное, его — еле билось. Глаза раненого были закрыты, тело обмякло на песке, рука с револьвером откинута, как у солдата, павшего в бою. Однако грудь слегка вздымалась: он был ещё жив.

На неподвижное тело упала длинная тень. Над нами стоял Парвиз.

— Помоги мне, — попросила я, не поднимаясь с колен. Со стороны это выглядело так, будто я умоляла.

— Без опытных лекарей он всё равно умрёт, — пробурчал караванщик, — а до города ещё идти и идти.

Я попыталась вспомнить, как долго яд нетопыря расходится по всему телу. Наверное, за сутки, а то и быстрее.

Парвиз раздражённо почесал бороду.

— Мы теряем светлое время…

Он был прав. Я стала поднимать раненого на ноги, но он был слишком тяжёлым.

— Поможешь взвалить его на верблюда?

Предводитель кочевников озадаченно взглянул на меня. Ну конечно, женщина, не понимает простых вещей. Нахмурился, терпеливо повторил:

— Он всё равно умрёт, зачем тащить лишний вес?

— Жинь ещё не умер. — Осталась бы я парнем — наверняка бы мне помогли! — А если бы не он, мы бы умерли все!

Парвиз тяжело вздохнул, но взгляд его остался твёрдым.

— Мы выпьем за упокой его души, когда придём в город, но сейчас не можем тратить припасы на того, кто не увидит завтрашний рассвет. Хочешь — уходи с нами или оставайся умирать вместе с ним. Только решай поскорее!

Возразить было нечего: раненый в самом деле умирал, а я совсем не собиралась гибнуть в песках ради кого бы то ни было — тем более почти добравшись до Измана. Я уже давно когда-то сказала Жиню, что умирать из-за него не стану.

Так легко — взять и уйти.

Нет, нельзя! Я не захотела бросить его в Фахали, не брошу и теперь. Даже ради столичной жизни. Здесь, в пустыне, мне с ним хорошо: мы равны, нас будто связывают незримые узы. И потом, если Жинь умрёт, кто донесёт до его друзей новость о судьбе Дассамы и чёрных замыслах галанов?

Пески беспощадны, они убивают слабых, но Жинь чужак, его жизнь принадлежит другой стране, и он не заслуживает того, чтобы умереть здесь брошенным мираджийской девчонкой, спасающей свою жизнь. Тамид, Нуршем… Сколько можно?

— Ступайте куда хотите, в город или к гулям! — буркнула я. — Мне всё равно, я остаюсь. — Пески словно раздвинулись у меня под ногами, простираясь в бесконечность, вновь делая Изман несбыточной мечтой. — Я не брошу его умирать одного!

Я вытащила у Жиня из-за пояса нож. Пускай трусы уходят, мы ещё поборемся! Прижала лезвие к краю раны, собрала сочащийся чёрный яд, вытерла о свою рубашку. Потом ещё раз и ещё. Не знаю, сколько я так делала. Солнце уже обжигало шею, а из раны сочилось больше крови, чем яда.

— Жинь, очнись! — Я похлопала его по щеке, но он лишь крепче зажмурился. Ударила сильнее, тряхнула за плечи. — Жинь! Не спи, не смей спать!

Он чуть разлепил веки, потрескавшиеся губы шевельнулись.

— Где?..

— Они ушли. — Я устало присела на корточки. Надо двигаться, пока ветер не стёр следы каравана. Добраться до людей и искать помощи.

— А ты ещё здесь? — насмешливо прищурился он. — Глазам не верю. Или это сон?

— Я так часто тебе снюсь? — Надо говорить с ним, не то опять уснёт.

— Угу, являешься в кошмарах. — Он потянулся ко мне, словно и впрямь хотел проверить, не сон ли это.

Я поймала его руку, закинула себе на плечо и поднатужилась, поднимая.

— Давай спи на ногах!

Жинь сказал что-то по-сичаньски и рассмеялся, словно весёлой шутке. Похоже, он мало соображал, что делает, но хотя бы стоял и не падал, а когда я шагнула вперёд, тоже сделал шаг.

Мы шли очень медленно, и он продолжал бормотать — на разных языках, произнося неведомые имена. Повторялось и знакомое — Сахр. Старая наша шутка отозвалась в душе ядовитой горечью. Я уговаривала его помолчать, чтобы не тратить сил, но он не слышал, и бред продолжался. Но главное, мы двигались вперёд.

Солнце уже стояло прямо над головой, когда я вдруг поняла, что верблюжьих и человеческих следов впереди больше нет. Огляделась, но увидела лишь никем не потревоженную рябь барханов. То ли следы замёл ветер, то ли мы сбились с пути. Солнце утром поднялось справа, и двинулись мы с Жинем на север… Но куда идти теперь?