Алинна Ниоткудина - Ключ от радуги [СИ]

В том пожаре погибла одна из моих служанок, ее смерть помогла выжить мне. Мои родственники нашли два обугленных трупа: женщины и младенца. Они ликовали, устроили грандиозные похороны, денег не пожалели… А я, я решила исчезнуть и явиться в этот мир уже в другом качестве, под другим именем.

Но Вы, Антонин… Вы страшный человек. Вы узнали даже мое прежнее имя, которое я похоронила вместе с моей бедной девочкой. От Вас ничего невозможно скрыть, — она первый раз назвала монаха по имени.

Антонин все больше преклонялся перед этой женщиной. Он мысленно прикасался к плечу со следами пламени, опалившим не только ее тело, но и сжегшими ее душу.

— Да, Вы правы, леди Нериэнна, в отношении меня. Я действительно ужасен. И ужасен я настолько, насколько Вы прекрасны.

Проснулась ни свет ни заря… Встала, походила по номеру туда-сюда, поняла что не засну и стала готовиться к выходу в свет. А еще у меня начался самый натуральный мандраж. Есть у меня такое не хорошее свойство, перед разными ответственными публичными мероприятиями меня трясет и все из рук валится. Но что само интересное, чем ближе момент начала, тем спокойнее я становлюсь. Сначала впадаю в тихий ступор, и меня приходится подталкивать, а потом ничего, никакого волнения. И руки не дрожат, и голос нормальный, и соображаю быстро.

Вот и сейчас, до полудня еще куча времени, и меня всю трясет. Под горячую руку попалась рыгающая алкогольными парами Мара, а при одной мысли смотреть на постную физиономию женишка мне сделалось тошно. Выставила Мару за дверь с наказом, сходить погулять и найти что-нибудь, чтобы оживить мерзкий синий цвет платья. Прокол, блин…

Долго не могла придумать, куда же мне деть мои "бусы" с заготовками разных плетений. Нацепить их поверх платья нельзя… не красиво. А не брать страшно… Одрик, конечно Белый маг, но уж очень сильно недоученный. А Мара, после вчерашнего, тоже не известно, что учудит в случае опасности. И вместо того, чтобы выносить меня любимую, может и в драку полезть, с нее станет.

После долгих размышлений разделила "бусы" на две части и пристроила их на подвязках чулок. Очень, я вам скажу, удобно получилось. С одной стороны не видно, с другой почти под рукой. Если что, то я плетения из "бусин" и через шелк платья достану.

Мэтр Коди заглянул на минутку, глянул на мое перекошенное лицо и тихо отбыл в резиденцию Великой "готовить почву". Можно подумать, что я морковка! Потом горничная пережгла утюг и чуть не спалила мое единственное, взятое с собой платье… Следом явился визажист, естественно эльф, и слабо вменяемый… Долго и самозабвенно объясняла ему, что делать нельзя. Он слушал, покачивал головой, скалил клычки, инкрустированные изумрудами и, наконец, приступил к покраске моего лица и укладке волос в сложную прическу. Справился надо сказать хорошо, придраться мне было почти не к чему, поэтому он ушел от меня живой. Надо будет потом потренироваться в поднятии трупов, спасибо общению с Марой, фиолетовых нитей у меня за последний год сильно прибавилось, а эта область магии осталась для меня слабо исследованной. Зажмурилась и представила себе как эльф визажист, в виде поднятого трупа, делает мне прическу. Надо будет поработать в этом перспективнейшем направлении.

И я стала ждать, когда явится сладкая парочка: Мара и женишок…

Утро добрым не бывает, а это выдалось особенно злющим. Всю ночь Одрику снилась ОНА… факел ее волос, искорки ее глаз, сияние ее кожи, с ней было тепло. Внутри у него была такая пьянящая сладость, такая умиротворяющая теплота. И он спал со счастливой, почти детской улыбкой.

А на Фридель налетел колючий северный ветер, разогнал облака и предоставил заморозку полную свободу действий. Вылезать из-под одеяла — удовольствие с комариный укус, но деваться некуда. Одрик едва успел коснуться босыми ногами холодного, словно рыбья чешуя, пола, как в комнате материализовалась уже знакомая ипостась Мары с послевчерашним благоуханием. Кто бы мог подумать, что даже демон может перебрать и страдать опохмелитом средней степени тяжести.

— Здорова, Мара.

— Нездорова…, и вообще, зови меня Мариком. — Простонал мужичек.

— Соболезную. Не думал я, что демон может так набраться.

— А, по-твоему, я бездонная, да?! Какой ты все-таки противный, когда сам от этого дела маялся, я тебя жалела, я о тебе беспокоилась. Никто меня не любит, и не приголубит…

— Не в таком же виде мне тебя голубить! Становись собачкой, я тебе пузико поглажу.

— Я сейчас нагнуться не могу, а не то, что поменяться. Пришлось спать на коврике у двери, хозяйка меня к себе на кровать не пустила. Давай так гладь, какая тебе разница?

— Совсем небольшая, но есть.

— Значит, не будешь? Ну ладно, я тогда тоже не буду…, - обиженно пропыхтел Марик.

— Не будешь гладить? Вот спасибо, этого мне еще не хватало, — уже полностью облачившись, добавил Одрик. — А зашел-то только пузико погладить, или еще зачем?

— Зачем-зачем… За чемоданом русской радистки…

— Ты опять изъясняешься не по-нашему! Переведи на равнинный ларийский.

— Хозяйка там… опять с ума сходит. Мандраж у нее… Поднялась ни свет, ни заря и мечется посреди своего тряпья как зверь в клетке, горничных с утюгами гоняет. За визажистом послала…, - и Марик попытался ногой почесать за ухом и чуть не растянулся на полу.

— И ты ко мне на досып что ли?

— Хуже! У нее нет походящей драгоценности, чтобы "оживить платье", и она послала нас с тобой к ювелиру… Уж послала, так послала… И представляешь, без завтрака! И, вообще, мне прогуляться надо… Ик…

— Мара, ты будешь первым демоном, подохшим от обжорства. Пошли, пока подморозило, и грязь не растаяла.

Заморозок действительно украсил город, грязь на улицах затвердела и воняла гораздо меньше, осенняя листва, подернутая инеем, напоминала самоцветы в драгоценной оправе. Приметы приближающейся зимы радовали Одрика, и его утреннего мажорного настроения не мог испортить даже скулеж Марика по поводу его несчастной. Что ей холодно, голодно, и все вокруг желают ее погибели, а тут ее еще начала мучить икота. Одрик не обращал на это внимания, а ранние прохожие испуганно шарахались в стороны от богатырского ика демона.

И тут его внутренней идиллии чуть не пришел конец. Запоздавший возчик на бронтоваге слишком торопился, тяжелым лесовозам можно было занимать городские улицы только ночью, или ранним утром, дабы не мешать остальным жителям. Телега, поворачивая, зацепилась колесом за угол каменного строения, а возница настойчиво понукал свое тягло. Громадное животное не выдержало, рванулось, колесо вывернуло из стены здоровенный камень, а следующее наехало на этот валун. Телега покачнулась и опрокинулась, увлекая за собой и животное, и возницу. Исполинский зверь перепугано дергал лапами в воздухе, раскачивая панцирь, в очередной раз дробя ноги и нижнюю часть тела своего хозяина. Хвост с шипастой бочкой на конце стегал по сторонам, крушил телегу и ломал тротуар. Тут же собрались случайные прохожие, но помочь несчастному никто не решался, все боялись угодить под удар хвоста перепуганного бронтовага.