Алинна Ниоткудина - Мастер сновидений

— Асса Анна, я являюсь коммерческим представителем моего народа в людских землях, и от имени своего народа и всей территории Синих топей прошу взять нас, своих детей, под свою руку.

— Обоснуйте…

— Вы являетесь истинной наследницей нашего отца ассы Зарта, в вас есть его кровь, мы чувствуем ее. Если вы по праву принадлежите роду Великого Зарта, то вы должны позаботиться о его детях. Мы нуждаемся в вашей защите и вашем внимании, нам плохо без мудрого руководства рода Зетеринг. Ваш мудрый и великий предок, создал нас и дал возможность выжить, спрятав нас в Синих топях, но мы выросли, нас стало много, нам тесно в топях, но мы не можем выйти оттуда. Только ваша кровь и ваша воля смогут спасти нас.

— Почему вы не обратились к ассе Зите? Она сестра Великого Зарта…

— Мы не чувствуем голоса крови в ассе Зите.

— Чем вы докажете, что вы оттуда …

— А разве вы сами не чувствуете голоса крови, прислушайтесь к себе, загляните в себя…

Вспоминаю дневники сумасшедшего дядюшки… Пресветлая богиня, это же оборотень, по описанию подходит. Неожиданно оживает родовой знак на шее, он начинает гореть и словно вплавляется в позвоночник. Я ВИЖУ… Я вижу магию оборотня, я вижу, что в ней ошибка, поэтому он маленький, если поправить, то он вырастет, но тогда перестанет быть похожим на человека, таких больших людей не бывает… Безумно хочется посмотреть на трансформацию.

— Обернись.

— Мне придется раздеться, иначе пострадает одежда и моя конспирация…

Машу рукой — раздевайся, что–то в последнее время слишком часто лицезрю голых мужчин. К чему бы это?

Оборотень, не сомневаясь ни минуты, сбрасывает с себя всю одежду, а потом словно выворачивается наизнанку. Магический всплеск, за энергией он полез непосредственно в источник, я сама брала оттуда недавно и помню вкус местной магии, и передо мной стоит кошмар. Большой, темный, защищенный толстыми роговыми щитками ящер, длинные когти ног немного поцарапали паркет, когтями на передних лапах можно косить траву, зубы и внимательный взгляд хищника, и в то же время покорность в позе. Почти тираннозавр… Знак на затылке по–прежнему доставляет мне беспокойство. Зверь передо мной силен и жесток, но он меня боится, нет, не боится, а благоговеет, как собака перед хозяином. Да, я его хозяйка, он это знает. Он пойдет за меня умирать, не думая и не сомневаясь в моем приказе, и умрет счастливым. Еще раз убеждаюсь, что дядюшка был гений, но сумасшедший, но все же гений.

— Оборачивайся.

Отворачиваюсь, мне почему–то не хочется опять смотреть на голого мужика.

— Госпожа, каково будет ваше решение?

Я думаю, я напряженно думаю… И понимаю, что не могу отказаться, это мой долг, долг перед родом, который принял меня, долг перед этими ни в чем неповинными тварями, которым действительно плохо без хозяина, и просто плохо в скученности топей. У меня нет повода им отказать, это было бы не правильно. Сегодня мне хорошо напомнили, что я — аристократия, но я безземельная аристократия, пшик… Оборотень же предлагает мне какую–никакую, но землю, подданных и … армию. А на кой мне все это надо?

— Я согласна. Я беру вас и Синие топи под свою руку. Передай это моим подданным.

— Когда госпожа соизволит посетить свои земли.

— Через месяц, сразу после летнего поворота. Можете идти. — Стоит не уходит. — Что–то еще?

— Какого цвета знамена будут у госпожи?

— Черного. «А то тут некоторые в черном, считают себя шибко важными. Чем я хуже?»

— И еще, наша предсказательница, та что делала браслет из шелковых нитей, просила вам передать, чтобы вы будучи здесь в Караваче поинтересовались предсказанием пифии, сделанным ею в день ее последнего рождения и взяли с собой в топи мага, что узнает вас по собаке, не знаю что это такое, извините… Это все.

Ушел. Нет, это невозможно, какой трудный день выдался. Надо срочно выпить и чего–нибудь покрепче.

Оставляю сестер в номере зову Мару и мы идем на улицу. Ставлю демона между своих ног:

— Увеличивайся.

— Зачем?

— Увеличивайся, я тебе сказала. Повезешь меня в кабак.

— А может ты сама?

— Давай без возражений, дождь прошел, лужи, ножки замочу. И, потом, ты сегодня провинилась, так что давай вези, а то хуже будет.

— Ну, вот еще и ездовую собаку сделали…

Мара больше не возражает, она–то меня давно знает, если я в таком злобном настроении, то плевать мне на каком ухе у нее тюбетейка. Демон растет, я уже сижу у него на спине, два прыжка и я почти падаю на ступеньки знакомого трактира. Вваливаюсь в зал, со злобным шипением расталкивая припозднившихся посетителей. Кто–то пытается возразить, но отлетает в сторону от толчка Мары. Молодец, защищает, исправилась.

Прямым ходом топаю к стойке и водружаю себя на высокий стул. Злобно смотрю на орка.

— Ягодка моя сладенькая, ты уже со всеми успела поругаться? — сладким голосом спрашивает он у меня.

— Да, вашего Калларинга вываляла в грязной луже, разнесла сад у Доджа, и если мне сейчас же не дадут выпить, то по бревнышкам раскатаю трактир одного вредного орка. — У трактирщика улыбка до ушей, и он совсем не боится.

— Что девушка пить будет?

— Огневку, покрепче и побольше.

— А закусывать?

— Я никогда не закусываю, я такой дурной привычки не имею, но в рот положить что–нибудь надо, поэтому что–нибудь острое и соленое, и пирожков с утренницей.

— Сладеньких?

— Сладеньких, сладеньких…

— Мара, ты стереги и никого сюда не подпускай, во избежание… так сказать, а то покалечу кого ненароком. Поняла?

Орк ставит передо мной стаканчик, наливает. Я злобно смотрю на него, вздыхает, ставит второй стакан и наливает себе. Выпили. Смотрю по–прежнему злобно, наливает по второй, уже легче стало. Набиваю трубочку.

— А расскажи–ка мне любезный хозяин, что это ты за рожи тут третьего дня корчил, когда я тут в углу мужика снимала.

— О–о–о…это длинная история…

— А я никуда не тороплюсь. И вообще я сюда пришла напиться, причем в компании. Твоя вполне подходит, только, чур, пить на равных, а то худо тебе будет, обещаю. — И так гаденько улыбаюсь. Орк икнул и налил по третьей, еще лучше стало. — Ты не прерывайся, я жду.

— Когда я после последнего пожара отстраивал свой трактир заново, ко мне сюда по своим коммерческим делам зашла наша пифия, померла она весной. Пусть ее перерождение будет легким. Так вот, я решил похвастаться и стал показывать ей второй этаж и номер, что я планировал, как самый дорогой. Все надо мной смеялись, публика ко мне такая ходит, что денег вечно нет, а тут такой большой номер, что вместо него пять можно было сделать, а еще ванна. Все смеялись, а пифия пошла, посмотрела, а потом и говорит, молодец, хороший номер, когда–нибудь в этом номере решится судьба всех людских земель Лари и сам сейн проведет в этом номере несколько ночей. Когда все было готово, сюда зашел по делам Сейн Калларинг, что–то они тут у местной шпаны искали, и обыск в номерах делали. Вот он и спрашивает, зачем тебе такой дорогой номер в таком затрапезном трактире, а я ему и говорю, зря вы так, сами тут как–нибудь ночевать будете. Ну, слово, за слово и поспорили мы с ним, что если он проведет в этом номере ночь, то на другой день оплатит все мои долги.