Алинна Ниоткудина - Мастер сновидений

— Мара, у меня для тебя принеприятнейшее известие — тебе придется оттащить туда Одрика.

— Не, не могу… у меня сил нет, все сеть, в которую меня поймали, выпила.

— А ты потом какую–то душу съела, должна была силы восстановить…

— Так я потом почти все на твою же защиту и потратила, неблагодарная ты хозяйка. Я тебя, можно сказать, своей грудью от мага защитила.

— Не притворяйся, силы у тебя есть, я точно знаю, поэтому потащишь его ты. Марусь, ну больше некому. У Торканы рука сломана, а одна я его не дотащу, так что придется тебе.

Мара ходит вокруг Одрика, рассматривает, как его тащить. В наших мешках, что я нашла, должен быть плащ, зачем я его с собой взяла, только Гаарх знает, а вот пригодился. Расстелила плащ на земле и из последних сил, и очень–очень стараясь при этом не материться, закатила на него «женишка».

— Мара, давай хватайся за … воротник плаща и тащи. Я пойду сзади, если свалится, уложу обратно. Ну, поехали…

Мара вздыхает, но делать нечего и она начинает тащить, причем так хорошо тянет, быстро… Ухватилась зубами за воротник и пятится назад. За ней тащимся я и Торкана, рука у нее сломана, но вещи–то она нести может, вот я и нагрузила ее, да и себя.

Дошли и упали, сил нет, совсем нет, остался только мат, плюю на приличия и начинаю ругаться. А ведь и правда от него, сил прибавляется! Укладываю Одрика поудобнее и начинаю готовиться к ночлегу.

— Торкана, на тебе костер. Мара, сил у тебя, конечно, нет, но веток сухих ты вполне натаскать можешь. А я пойду за остальными вещами…

Мне пришлось ходить туда–сюда еще раза четыре. Апофеозом моих приготовлений к ночлегу было вырубание из филейной части варга бифштексов на ужин, я выбрала варга взятого на прокат, он заметно моложе моего и мясо должно быть мягче. Так что я, не стесняясь, нарубила мяса побольше, с расчетом и на Мару.

Костер к этому времени дал порядочное количество углей, и я приступила к жарке мяса. Это конечно не шашлык, мариновать мясцо было не в чем, но мясо оказалось хорошо отбитым и очень нежным, и его БЫЛО МНОГО, а у меня в мешке была соль, жалко перца не было. К мясу доели остатки хлеба и сыра, что остались с обеда, я наточила и почистила сестер, и мы улеглись спать.

Вечерняя заря быстро погасла. Опустилась ночь, со своими запахами, звуками, спокойным прохладным дыханием, и напустила на все мрак, такой плотный, что казалось его можно разгребать руками. На густом бархате неба высыпали звезды, обе светлых луны сейчас ущербной фазе и восходят после полуночи.

Костер почти догорел. Лишь потрескивали дрова, выпуская ввысь стайки искр, рыжие светлячки спешили навстречу к своим небесным собратьям, у многих получалось добраться до верхушек деревьев, но они все равно гасли не долетев. А внизу еще долго переливались, дыша жаром, пунцовые угли.

Сквозь сон слышу вздохи и всхлипы Торканы, пытаюсь что–то разглядеть в свете прогорающих углей. Так и есть, сидит над Одриком и плачет, к его закопченному лбу губами припадает, а Одрику тут в лесу посреди ночи только ее слез и не хватало, совсем девка рехнулась.

— Подруга дней моих суровых, ты, сколько намерена мне спать не давать?

— Ему же совсем плохо, — и захлебывается слезами.

— Да, ему несладко. Но от того, что ты тут порыдаешь, ему лучше не станет. В его состоянии сейчас необходим полный покой, а ты его тормошишь. А завтра, желательно до жары, его еще надо дотащить до человеческого жилья, а я не ломовой варг, я тоже женщина, у меня сил не хватит вас обоих на себе волочь. Так что давай укладывайся, чтобы завтра могла на своих двоих передвигаться и не падать по дороге.

Торкана реагирует слабо и продолжает завывать над телом моего женишка.

— Дик!

— Ну чего еще?

— Спой ей колыбельную на ушко, чтоб она угомонилась, и слезы в три ручья мне тут не лила. Все, отбой!

Все замолчали, воцарилась тишина. Но уши дремлющей Мары были настороже. Если кому–то кажется, что лесная жизнь в ночью замирает, тот сильно ошибается, она разгорается с новой силой. А в собачьей части сущности Мары еще были живы древние инстинкты, она должна была защищать божественную хозяйку и всю ее стаю от любой возможной опасности.

Лесное зверье, напуганное невиданной стихией разбежалось на немыслимое для многих расстояние и только некоторые рискнули возвратиться обратно, когда все стихло. В первых рядах, конечно, были криллы. Запах людей и костра заставлял напрягаться, но все перекрывал другой запах. Запах крови, неудержимо манящий к себе любого хищника, запах свежей крови, его было так много, что он призвал криллов и из дальних лесов. Звери подобрались к месту взрыва далеко за полночь. Инстинкты с одной стороны призывали их к осторожности, с другой звали вперед. И самые смелые особи были вознаграждены, никогда криллам не доставалось такое разнообразное пиршество. Вначале насыщались все, не взирая иерархию, даже вожаки не припоминали такого пищевого изобилия. Потом приближающийся рассвет заставил поторапливаться, и начались стычки за самые лакомые куски. Как бы ни был силен и искусен хищник, но удачной оказывается далеко не каждая охота, и при возможности надо насытить утробу с запасом, на несколько дней вперед, чтобы хватило до следующей удачной охоты, употребить как можно больше, даже отняв кусок у более слабого соплеменника. Ведь удача на охоте зависит, прежде всего, от него, от сильного, а слабый довольствуется его объедками, а изменит сильному удача, слабому и объедков не достанется. Но сегодня удивительный день, вернее ночь, сегодня никто из стаи не вернулся в чащу голодным. Лучи взошедшего Андао, прогнали криллов восвояси, некоторых даже спасли от переедания. Но несколько нескольких самых любопытных, но неразумных особей стая все же недосчиталась, тех, что сунулись к догоравшему в стороне от побоища костру. Мара тоже была не достаточно сыта, и с аппетитом откушала сущностями слишком любопытных криллов, приблизившихся к костру и нарушивших границу стаи божественной хозяйки.

Что за очарование, ясное утро в лесу: серебряные перезвоны птичьих голосов, ласковые лучи дневного светила, преломившиеся в россыпях самоцветов росы, ароматы пробуждаемых солнечным теплом цветов и трав…. Пожалуй, и мне пора подниматься и вершить свои дела. Не мешало бы умыться, а то, если судить по еще спящей Торкане, напугаем своим видом местных жителей. И они в страхе разбегутся, вместо того, что оказать нам помощь.

Отправляюсь к ручью, Мара бежит за мной. Как же хочется пить, на зубах даже зола поскрипывает, издержки вчерашнего ужина, не до изысков было. Встаю на четвереньки припадаю к прохладным струям…. Как же хорошо, как же мало человеку нужно для счастья. Опускаю в воду свою физиономию, она омывает, ласкает! Несказанное блаженство, если бы не нужно было дышать, не поднимала бы головы. На ощупь переплетаю косу. Во что бы посмотреться, как я выгляжу? Но от моего зеркальца только осколки, видимо у Торканы та же картина. А, ну как же я раньше не догадалась! Сестренки, помогайте! Достаю старшую из ножен, на ее клинке сначала сверкает луч Андао, ну, а теперь и мне можно сверкнуть своей красотой. Вглядевшись в небесный металл, критически осматриваю свою мордашку, приходу к выводу: «Достаточно свежа».