Алинна Ниоткудина - Мастер сновидений

Ночью за мной пришли. Я проснулась от ощущения чужого присутствия в комнате. Мара спала, как ни в чем не бывало. Когда я проснулась и ее разбудила, надеюсь, ей было стыдно.

Пустынники развели несколько костров, но найти нужный для меня не составило труда, он освещал неподвижную фигуру старой эльфийки, когда молодежь оживленно к чему–то готовилась.

— Давай познакомимся, можешь звать меня амма Одо.

— Очень приятно, Анна. — Страшно растерялась, вроде надо дать пожать руку, а они у меня заняты мечами. Пояс с перевязью, спросонья, я не одела и потащила мечи просто в руках.

— Ты их все–таки принесла. Я давно хотела на них взглянуть. Сними с них ножны.

И она указала на плоский, словно стол, валун. На него легли мои гордые красотки. Говорят, совершенство недостижимо, но вот же оно передо мной. Это, конечно, смертоносное оружие, но я глядя на них, не испытываю ни страха, ни опасности, только восхищение. А теперь, когда в них отражается танцующее пламя костра, они кажутся вообще живыми, когда блик пробегает по изгибу лезвий, то кажется, что они облизываются в ожидании скорого пиршества, что они так истосковались, изголодались и ждут, ну когда же, когда!

Старуха снимает со своей головы покрывало, ее голова не уступает в белизне снежным вершинам хребта, и встает на колени перед стальными сестрами. Она что–то шепчет им на непонятном языке, похоже древнеэльфийский, слишком древний, не хочу прислушиваться. Это должно остаться между аммой Одо и мечами.

— Тебе известно их происхождение?

— Ну да, они эльфийские.

Ведьма лишь усмехнулась в ответ. Она опять подошла к костру… Пламя костра отразилось в ее сединах, и она оказалась окружена золотистым облаком.

— Это слабо сказано, еще как слабо.

— Присядь, — говорит она мне, — не люблю, когда надо мной нависают.

Я выполняю ее требование, опускаюсь на расстеленное на песке одеяло, Мара усаживается рядом, затихаю. Похоже, амма Одо готовится к очередному рассказу, настраивается, ищет глазами что–то. Глубоко вдыхает чистый зимний воздух и начинает:

— Те две сестры не эльфийские, и не гномьи, они не ларийские вообще. Эльфы просто имели честь, придать двум сущностям форму, наиболее подобающую для них. Они сложились из осколков звезды….

Наш великий Андао, как и большинство звезд…ты же знаешь, что звезды, это далекие от нас солнца, да?… вот он одинок. Но бывают звезды, которые светят в паре, одна кружит вокруг другой, а бывает они кружат вокруг общего центра поражая всех ярчайшим светом. Таков Эль–Сир, нос первого криллака, последовавшего за своим хозяином Ормаром на небо. Вот и Андао была уготована другая судьба. И к нему из небесной глубины спешила прекрасная юная звезда.

Местное небесное население отнеслось к этому по–разному. Марис и Мурана, брат с сестрой, вообще приветливая парочка, любят играть и веселиться, они были рады встретить гостью. А Танис… Танис ведь не всегда была темным пятном, когда–то она тоже светила ярко величественно проплывая над этим миром… она в тайне мечтала о Андао. Но Андао — истинное светило, а кто она, всего лишь одна и лун этого мира, он ее даже не замечал. Андао ждал свою звезду, свою Шамири, они уже тянулись к друг другу лучами, а мои далекие–далекие предки видели, как по ночному небу развевается ее шлейф. Но страшное дело — ревность. Действовать в открытую у Танис не было никакой возможности, но она всегда творила что–то исподтишка. Она подставила Шамири подножку, сбила ее со своего пути, и звезда стала падать на Лари.

Жизнь всех живых существ Лари должна была прерваться, сама планета еще бы пережила столкновение, но осталась бы пустой и безжизненной. Но звезды несут в себе невиданное благородство, на то они и звезды. Шамири разбила себя на осколки не долетев до Лари. Потому что звезд на небе много, а живых планет мало, считала она. И вместо всепожирающего пламени на нас снизошел звездный дождь. Никогда до этого, и никогда после никто из эльфов, орков, гномов, людей, остальных рас не видел, и увидит нечего подобного… Андао был готов испепелить Танис до тла, но просто погибнуть, слишком легкое наказание для нее. И великий Андао оставил ее обожженной, в золе и пепле, кружить там, где другие светят.

Иногда Андао смотрит на нас, на то, что мы творим, и думает, а стоил ли угасший свет его Единственной, пожертвовавшей собой? Достойны ли наши деяния ТОЙ, что сама погасила свой свет в обмен на наши ничтожные жизни? И не знает ответа.

Ведьма смолкла…. Она опустила голову, тяжело дышала, по всему видно, что устала. Я и не заметила, что слушала ее не в одиночестве, что молодежь пустынников также «сидела в партере», и слушали свою амму — всеобщую бабушку Одо. У старой ведьмы, пересохло в горле, и кто–то из слушателей подал ей чашу с водой, она припала к ней изможденными, бескровными губами.

— И в память об этом, у каждой рас Лари есть традиция называть девочек в честь угасшей звезды…. На разных языках звучит немного по–разному, но не узнать нельзя. Теперь о нашем с тобой деле… Как бы тебе объяснить… Пройдя через ритуал не ты объединяешься с сестрами, а скорее они принимают тебя к себе. Не ты их выберешь, а они тебя. Если ты им не понравишься, то единение не состоится. Можно, конечно, привязать их мощным заклинанием, но это нарушает весь смысл, и я этого делать не буду. Но с тобой все должно пройти до конца, как мне кажется, они не против, ты им даже интересна.

Ведьма Одельви нехотя встала, оглядела местность.

— Найди себе местечко. Я сначала думала про этот камень, но сестрам все равно, с той высоты, откуда они упали, никакой разницы нет. А вот тебе лучше обойтись без лишних синяков. Нет, они тебя не заденут, ты сама можешь пораниться, так что устраивайся поудобней.

Замечательно, я всегда любила комфорт. Неподалеку мне попалась крошечная ложбинка, как раз, падать из нее некуда. Ведьма одобрительно кивает. Туда молодые кладут белые кости и сверху стелют большую шкуру белого гваррича и вместо подушки кладут кусок твердого как камень пустынного дерева.

— И одежду, если тебя это не смущает, сними. Я не знаю, что после от нее останется. Не бойся, не замерзнешь.

Я боюсь? Еще чего, не на ту напали! Да и смущаться я разучилась, лет в восемнадцать, когда встречалась с одним художником. Не о том я думаю, не о том…

— Я не могу тебе сказать точно, что будет. Что будет, это только твое.

Конечно только моё, а чьё же еще. Скидываю одежку, ложусь на шкуру, полешко под голову, обнимаю сестер. Жду …

Ведьма кивает своим соплеменникам, они кидаются врассыпную и тут же доносится нарастающий барабанный бой. Сама она как бы подцепляет из костра на указательный палец огненную нить, на палец другой руки тоже. И огонь бежит за ней послушно, как собачка на поводке. Старая эльфийка указующими перстами навстречу друг другу проводит в воздухе над головой круги. Нити огня бегут по мановению ее рук и замыкают вокруг меня круг, двойной круг. Только огонь не обычный рыжий, а синеватый, как из газовой конфорки.