Александра Лисина - Щит императора

Малыш тихонько заворчал, засопел, снова завозился, но вскоре угомонился. А следом за ним и я благополучно уснул, уже сквозь сон почувствовав, как едва заметно нагрелся висящий на груди храмовый перстень.

С рассветом я тихо собрался, приладил на спину обновленную перевязь и, уложив волчонка в ноги Карриану, ушел, благо с Жеяром мы еще вчера обо всем договорились. Сил на выздоровление у его величества уходило много, зверя нашего тоже надо было чем-то кормить. А зимой в деревне с мясом всегда туго. Да и дрова были нужны, так что сидеть на одном месте не следовало.

Мужики на воротах выпустили меня без единого звука — спасибо тому же Жеяру, что предупредил. Экипировкой он меня тоже снабдил: снегоступы, меховые сапоги, охотничий нож, топор, лук со стрелами. От шубы и дубленки я отказался, набросив на плечи лишь подаренную кем-то изрядно поношенную кожаную куртку. А еды и вовсе не взял — зачем, если меня терзал совсем не физический голод? Ну а о том, что за воротами меня к тому же ждали, я тем более никому не сказал.

С вожаком мы встретились на том же холме, где намедни расстались, и он поприветствовал глухим рыком, в котором слышалось одобрение. Я смутно чувствовал, что он меня ждет. Он не сомневался, что я приду. И, прекрасно зная, что именно мне нужно, без лишних слов подставил спину, за пару часов умчав в такие невообразимые дали, что я даже поежился, представив, как буду оттуда возвращаться.

Умчал, естественно, не просто так — стая напала на след оленей. В чужую охоту я, разумеется, не полез, но при случае все же подстрелил молоденькую олениху. Правда, не насмерть — в отсутствие магии потребности дарру пришлось восполнять чужой жизненной силой. Но лишней боли я постарался ей не причинять. И, пока стая утоляла голод могучим самцом, успел животинку выпить, освежевать, порубить на куски и завернуть их в снятую шкуру наподобие большого куля.

С ним меня великодушно подбросили обратно на холм, однако сразу в деревню я не пошел. Сперва побродил по округе в поисках заготовок для костылей. Обкорнал несколько старых деревьев. Только после этого, нагрузившись по самую маковку, вернулся в деревню и вошел в дом как раз к тому времени, как брошенная в котелок крупа дошла до кондиции и по комнате распространился аромат свежей стряпни.

Вытащив из печи котелок, я поставил его на стол — остывать. После чего зашел во вторую комнату, забрал с постели встрепенувшегося щенка и, умудрившись не разбудить его величество, вышел во двор, где меня уже поджидал Жеяр.

Бросив кусок свежего мяса радостно взвывшему волчонку, я откромсал себе мясистую голенюху, а все остальное отдал деревенским. Жеяр, кстати, принял это как данность, не став ни отнекиваться, ни щедро благодарить. В моем и его понимании это было правильно — не висеть на чужой шее, а стараться самим себя обеспечивать. Тем более нас и так уже многократно облагодетельствовали и по местным меркам проявили неслыханное доверие. Зато после того, как я поделился добычей, в глазах Жеяра появилось какое-то новое выражение. И тем же вечером, снова заглянув к нам во двор и увидев новенькие перила, он задумчиво обронил:

— Ты странный, Мар. И брат у тебя непростой.

— Не обращай внимания, — посоветовал я, впуская его и лекарку в дом. — Он просто на голову слегка того. А так нормальный мужик, хоть и стукнутый пару раз по затылку.

— Все может быть, — так же задумчиво кивнул Жеяр и больше к этому вопросу не возвращался.

Зато, пока бабка возилась с раненым, я успел хорошенько расспросить нового знакомого и с досадой убедился, что нас и впрямь занесло в самую глубину Искристых гор. Ашеяры, или же варвары, как их называли в империи, оказались одним из тех самых малочисленных северных народов, о которых так нелестно отзывались сорийцы. Жили обособленно, на блага цивилизации не претендовали, на мнение императора плевать хотели с высокой колокольни и мечтали об одном — чтобы их никто не трогал. К тому же на иридитовые шахты эти люди не нападали — шахты, по словам Жеяра, находились в полутора сотнях рисаннах от его родных холмов. А вот соседи — да, грешили. Но не потому, что помирали от зависти, просто гневить духов гор было нельзя. А равнинные люди, как они нас называли, упорно не желали это понимать.

— Горы, как и леса, живые, — с совершенно серьезным видом сообщил Жеяр, когда я осторожно поинтересовался деталями. — Поранишь их, и однажды они поранят нас в ответ. Сейчас они спят, поэтому их склоны тихи и молчаливы. Но горе нам, если равнинники однажды зароются слишком глубоко и заставят эти горы проснуться.

Хм. Это он о землетрясениях, что ли? Или же нас угораздило очутиться поблизости от кратера спящего вулкана? А может, дело именно в иридите, чьи свойства порой вызывали страх у несведущих в магии людей?

В этот момент из спальни вышла бабка и что-то быстро проговорила.

— Твой брат выздоравливает, — перевел Жеяр. — Помощь Зайтры ему больше не понадобится. Пои его отваром дважды в день. Ногу перевязывать больше не надо — теперь само заживет. Но нагружать не давай. А вот на голове повязки менять придется минимум трижды. До тех пор, пока кожа не схватится. Скорее всего, седмицы две.

— Все сделаю. Спасибо от меня передай.

Бабка, перехватив мой взгляд, качнула головой и снова забормотала.

— Сказала, чтоб ты далеко от деревни не уходил, — дослушав до конца, сообщил Жеяр. — У охарру память короткая. Забыться можешь. Уйдешь к духам леса и к человеческому облику уже не вернешься.

— Знаю, — криво улыбнулся я. — Уже был на грани. Но больше не забудусь. Так и передай.

— Дурачок, — неожиданно улыбнулась в ответ лекарка. Грустной, полной понимания улыбкой. — Твой дух раздроблен и слаб. Часть его по-прежнему живет во льдах. Ты здесь, он — там. Поэтому тебе нигде не будет покоя. Ты никогда с этим не примиришься. Не забудешь. И только смерть избавит тебя от боли. Богиня Рам раз за разом будет возвращаться за твоей душой. До тех пор, пока ты не смиришься и не уйдешь вместе с ней.

Я тяжело вздохнул.

— Знаю, мать. Но мы, можно сказать, договорились. Когда время придет, я сам ее позову, а до тех пор мне придется остаться.

— Ради брата? — проницательно глянул на меня Жеяр.

— Не только. Прости, Жеяр, но на мне долг. И лишь когда он будет исполнен, я уйду.

— Смелый мальчик, — вдруг прошептала лекарка. — Смелый, но глупый. Нельзя обмануть смерть. Нельзя отсрочить приход богини.

— Зато можно заключить с ней сделку.

— Да, — после короткой паузы согласилась бабка. — Только устроит ли тебя цена?

Я посмотрел на закрытую дверь, за которой находился император.

Грудь неожиданно резанула тоска. Спрятанный под рубашкой перстень снова налился тяжестью. Но вскоре тоска отступила. Непрошеные воспоминания уползли обратно вглубь. Ненужные переживания растаяли. После чего я встряхнулся и, перехватив внимательный взгляд лекарки, твердо сказал: