Velena Revers - Охота за тенью

— Не старайся. Не поможет.

— То есть? — Я замерла.

Птица снова качнула головой и растянулась на полу, уже не делая попыток встать.

— Эй, эй, не вздумай! — Человека бы я затрясла, а птицу только подняла на руки. Он повернул голову и уставился на меня круглым желтым глазом.

— Я не умираю. Умирает тело. А я вернусь туда, откуда призвали.

— Но как же… — Я оглянулась на сумку, словно там сейчас появится лекарство.

— Не нужно меня жалеть. Я возвращаюсь в место, которое ты назвала бы родиной. Только жаль птицу…

— Что я могу сделать? — Растерянно спросила я, подбирая его распластанное крыло и приглаживая надломанное перо.

— Рано, слишком рано… — Посетовал он. — Многое не успею рассказать. Но ты сама вспомнишь. Будь очень осторожна с этим Арисом. Он не так прост. Эта магия со змеей… не каждый такое сможет. В его-то возрасте. А змею сожги. И ястреба тоже нужно сжечь. После вселения сущности живая плоть меняется…

Он грустно вздохнул, совсем как человек.

— Запомни имя: Имарцинна. Сможешь вызвать меня, но лишь раз и ненадолго. Надеюсь, не понадоблюсь. И еще. За… За Маркуса себя не вини.

— О чем ты? — Хрипло переспросила я. Но отвечать было некому. Сильное птичье тело задрожало и обмякло.

***

Рассвет еще не занялся, только небо на востоке медленно окрашивалось в серо-голубой, как опущенная в белила ткань. Видеть меня было некому.

В тишине закрыла дверь и со свертком в руках спустилась вниз по лестнице. Думаю, хозяин заметит пропажу этого покрывала. Скажу, что купила и оплачу.

Я ушла за околицы, через поля и за рощу, не желая, чтобы кто-то видел пламя. Там и наломала нужный запас сухостоя для костра.

Змею испепелила простым прикосновением, превратив в угольки за один удар сердца. Понятно, что виновата во всем не она, а наложивший проклятие маг, но разжигать погребальный костер ради какой-то гадины я не собиралась.

Все это время меня не покидало странное чувство повторения. Раскладывая ветви в форме особого знака, я не глядя потянулась рукой вправо, за флаконом огненного эликсира. Только потом поняла, что еще не вытащила его из кармана. Зажгла огонь, он не сразу разгорелся, и я снова подумала, что это нормально, на сырой-то после оттепели земле. И только потом в оцепенении пощупала почву пальцами. Абсолютно сухая.

Сверток тоже разворачивать не стала. Так и стояла, глядя как его постепенно обнимает и скрывает огонь. Потом прижала ладонь к груди, даже сквозь куртку почувствовав, как сердце ходит ходуном.

Да что со мной? Почему я так волнуюсь? Едва ли не трясет…

Я стояла как в полусне, глядя на густой белый дым, и голова была пуста от мыслей. Огонь разгорался, плясал на ветвях, словно иглами вонзаясь в дымные клубы. А потом меня как-то разом накрыло.

…Тот костер был давно. Помню его смутно. И помнить не хочу. Тот костер был больше, дым от него лез в горло, из-за чего меня душили слезы. И несоизмеримо большая тяжесть клонила к земле.

***

Хватка чужих рук на шее просто мертвая, и это не метафора. Над ухом раздается надсадное хрипение, чужие волосы щекочут лицо и лезут в глаза, заставляя меня отплевываться. К спине прильнуло ее холодное тело. Но я не разжимаю ответной хватки на горле нечисти.

Мои ноги скребут по каменному полу, но мы обе уперлись в стоящий сзади саркофаг, и дальше пятиться некуда. Ситуация патовая: я не могу ударить ее, потому что для этого нужно отпустить ее шею и дотянуться до оружия. А она, пока я держу, не может меня укусить.

Я хватаю покрепче, резко дергаюсь вперед вместе с ней, а потом разгибаюсь и бью ее затылком о камень. Еще раз. И еще, изо всей силы. Из ее глотки вырывается стон, хватка ослабевает, и я разрываю ее, кувырком уйдя в сторону.

Упыриха набрасывается сзади, но я отшвыриваю ее пинком и с места бегу по склепу туда, где раньше был выход, прыгая по каменным обломкам.

Сейчас вторая половина склепа в подвале разрушена, потолка и верхней части стен нет, а на месте входа лишь груда расколотых камней из остатков стены. Понятия не имею, что за маг тут в свое время веселился, но теперь мне очень на руку эти завалы. Я через них перепрыгиваю, а мертвая спотыкается.

Под ночным небом останавливаюсь, переводя дыхание, и жду ее. Она уже не бежит а крадется, приволакивая правую ногу.

Взмах кинжалом, удар, уход и удар сзади, под основание черепа. Она медленно падает на пол и больше не движется. Путаные темные волосы застыли, как брошенная рваная ткань.

— Ты понимаешь, что она могла тебя убить? — Спрашивает меня голос, раздающийся с замковой стены.

— Меня много кто в последнее время пытается убить. — Язвительно говорю я, не поднимая головы. Как обычно, он оставляет мое замечание без внимания. Отчего оно кажется еще более глупым.

— Я видел, как ты медлишь с ударом. Ты могла покончить с заданием еще внутри. А вместо этого позволила себя придушить, а потом играла в догонялки. Не надейся: эта не споткнется, сама себе шею не свернет.

Он ждет ответа, пока я отряхиваюсь от пыли.

Я ведь говорила с ее родными. Она умерла совсем недавно. Еще молодая и красивая. Играла на флейте, танцевала и при этом могла обыграть в шахматы кого угодно. Ее могло ждать такое будущее, а вместо этого… И даже после смерти ей не дали покоя. Проклятие отвергнутого жениха, наложенное при жизни, привело к тому, что однажды склеп обнаружили открытым, а ее сбежавшей в старый замок. Может, что-то в ней еще осталось, отчего покойница не пошла к жилью добывать еду, а поспешила спрятаться. Бить ее было все равно, что бить живую. И пока она всерьез не попыталась меня сожрать, я не могла заставить себя выполнить задание. К тому же…

— …она похожа на мою сестру. — Закончила я вслух.

Вопрос семьи у нас не поднимался ни разу. Я не хотела выставлять напоказ прошлое, он тоже в душу не лез. И сейчас тоже не продолжает тему.

— Я понимаю. Правда, понимаю. Но и тебе нужно понять кое-что. Она была живой и юной, но этого не вернуть. Теперь это нечисть, и от прежней жизни осталось лишь тело. Никакой жалости оно не стоит. Жалость тебе вообще вряд ли пригодится.

Наше с ним общение давно свелось к такой схеме: он поучает, а я вяло отговариваюсь, в основном для вида и не по делу. На самом деле я слушаю его внимательно и верю каждому слову. Просто выслушивать наставления молча, не вставив ни слова, не дает мой гонор.

— Кто не знает жалости, тот ее и не заслуживает. — Бурчу я фразу, прочитанную в книге.

Однако от него не отделаешься крылатыми выражениями.

— Это лишь одна сторона правды. А есть и другая: жалость не поможет, если ты узнаешь в чудовище знакомого человека. Или даже дорогого человека. Твоя жалость только поможет ему тебя убить.

На это я не нашлась, что ответить. А он, склонившись над провалом, коим для него является подвал, продолжает: