Пядар О'Лери - Шенна

Наконец приблизился последний день.

– Завтра тринадцать лет, – сказал себе Шенна, – как я покинул дом, чтобы купить себе немного кожи. Было у меня в кармане три шиллинга. На многое их не хватило бы, но ведь кроме них у меня ничего не было. Попросили у меня их ради Спасителя. Я их отдал. Тут уж ничего не попишешь. А как же я мог удержать их! Это все, что у меня было, но все равно они мне не принадлежали. Все принадлежит Богу. И я лишь хранил его собственность, хвала ему во веки веков! Но все равно не уберег, чем бы для меня сейчас это ни обернулось… Меня обязали поклясться как есть, всем наивысшим, – и я дал эту клятву как есть, честь по чести, по собственной воле.

Он брал башмак и принимался за работу. Вскоре снова откладывал его, опять принимался и оглядывался кругом, будто ждал, что кто-то придет. Сапожники думали, что Шенна кого-то поджидает и что, возможно, очень скоро явится именно тот, кого он ждал. Если бы только мастера знали, кого именно он ждал, они бы, пожалуй, не задержались на этом месте! Но ничегошеньки не подозревали они и просто работали себе дальше изо всех сил. Когда настало время кончать работу, они поднялись, чтобы идти по домам.

– Погодите, мужики, – сказал Шенна. – Может быть, я завтра отлучусь из дому, а потому не смогу вернуться вовремя, чтобы заплатить вам за неделю. Пожалуй, лучше уж вам будет взять деньги прямо сейчас. Думаю, можно не сомневаться, что вы честно доделаете свою работу. – И протянул им деньги.

Как только ушли они, Шенна двинулся к холму. На северной стороне его был высокий камень, который называли Воронова круча. Шенна пошел туда и сел на краю обрыва. Он глядел вниз на обломки скал у подножия холма, и в тревоге думалось ему, как переломал бы кости тот, кого спихнули бы с этого обрыва, – и вновь он не мог успокоиться. Оставил Шенна то место и подался на запад по склону, пока не достиг другого холма – на западной стороне долины. Прозвание тому, другому холму было Собачья скала. Шенна устроился там в ложбинке. Имя ей было Ложе Диармайда. А напротив той ложбинки была другая, по прозванию Ложе Грайне [36] Дочь верховного короля Ирландии принцесса Грайне была отдана замуж за Финна Мак Кумала, но на свадебном пиру влюбилась в воина Диармайда О Дывне, заставила героя похитить себя и бежать. Их скитания описаны в знаменитой саге «Преследование Диармайда и Грайне». . В той ложбинке Шенна остался надолго, размышляя обо всем, что помнил из прекрасных сказаний о Диармайде и Грайне, о Финне и фениях, и обо всех их деяниях, покуда не начала опускаться ночь. С наступлением ночи Шенна воротился на лужайку и растянулся на ней. Погода стояла сухая, небо чистое. Шенна растянулся на лужайке, вслушиваясь в шелест и шепот ветра, что пробегал по зарослям вереска вокруг и нимало не касался его самого. От тяжких дум, ходьбы по холмам и шелеста ветра в вереске бедняга скоро заснул сладким сном.

Вдруг он почувствовал, словно человеческая рука коснулась его головы и прогнала от него сон. Сон покинул его совершенно, и Шенне стало так легко, будто каждый член его весил не более тонкого волоска. Огляделся Шенна. Она была рядом – колени ее касались его левого плеча. Рука ее лежала у него на голове, и сама она заглядывала Шенне в глаза. Босая женщина – вот кто это был. Шенна взглянул на нее, а она смотрела ему в глаза. На небе не было ни месяца, ни звездочки, и само оно казалось пустым и черным как смоль. Шенна все смотрел на женщину и ничего не мог с этим поделать. Он думал, что никогда еще не встречалось его взору лица прекрасней, чем у нее! Даже если бы ему пообещали взамен всю Ирландию – и то Шенна не смог бы отвести от нее глаз. Шенна все смотрел, и возрастала красота ее, и веяние блаженства и радости, исходившие от ее чела, от ее очей, от ее уст. Казалось, она собиралась разомкнуть уста, чтобы заговорить, и он ожидал, когда прозвучит слово. Радость и блаженство изливались из ее глаз и переполняли его разум, проникая дальше, в сердце, захлестывая грудь, и его охватывало такое счастье, успокоение ума и сердечное утешение, что он желал бы вовек не покидать этого места. Чем дольше и пристальнее он смотрел, тем осияннее становилось ее чело, взгляд возвышенней и благосклонней, чудились уста слаще и милее, и улыбались все яснее, и озарялось ее лицо крепнувшим светом, и нараставшие радость и веселье, казалось, вот-вот велят ей открыть уста, чтобы говорить с ним. Шенна уж думал, что сердце его выпрыгнет из груди от такого счастья, блаженства и любви к ней.

Наконец она заговорила.

– За тобой идут, Шенна! – молвила она. – Враг уже близок к тебе.

И как ни велики были радость и счастье видеть ее прекрасный благородный облик, гораздо большим счастьем и радостью было слышать звук ее речи.

Шенну ничто на белом свете не тревожило, и ему ничуть не было важно, кто за ним идет и где враг, лишь бы смотреть на нее и слушать ее, пусть только рука ее касается его головы, а в довершение всего счастья он разумел своим умом, что именно из расположения, сострадания и любви к Шенне она пришла к нему и перед ним возникла.

– Шенна, – сказала она. – Враг идет к тебе, полон ярости и коварства. Враг идет, дабы свершить над тобою месть за весь вред, какой ты нанес ему в эти тринадцать лет. Завтрашней ночью он явится. Но он кое о чем забыл. Ему кажется, что завтра в полночный час время истечет. Но оно не истечет еще четыре часа после того. Смысл сделки был в том, что, раз ты поклялся как есть, всем наивысшим, кошель был бы в твоем распоряжении и оставался у тебя, как и сказано, полных тринадцать лет. В тот день, когда ты пошел на ярмарку покупать коня и молочную корову, у тебя забрали кошель и ты не мог распоряжаться им еще целых четыре часа. Это я взяла его у тебя. И взяла без его ведома. Купи ты корову или коня в тот раз и расплатись за покупку, ты бы нарушил сделку и он смог бы подчинить тебя своей воле. Когда я увидела, к чему ты склоняешься, я взяла у тебя кошель, а потому, даже если бы ты решил что-то купить, вряд ли расплатился бы. Ведь деньги были тебе даны лишь для того, чтобы покупать кожу тринадцать лет безбедной работы. Враг наблюдает за тобой с тех пор, дожидаясь, не купишь ли ты чего-то помимо кожи. Но ты не купил – и это на пользу тебе, что не купил. Ты раздал несметно денег на другие цели, но не нарушил этим сделку. Никакая сделка не может запретить творить милость. А все деньги, что отдал ты ради Спасителя, были милостью. Те деньги, что ты потратил, не купив ничего, кроме кожи, не учитывались сделкой. Они были твои.

– Слава Всевечному Отцу, что создал тебя! – воскликнул Шенна, глядя на нее. Но сказал это не в ответ на ее слова, а переполняемый счастьем от того, что она рядом, а он мог смотреть на нее и внимать прекрасной музыке ее речи.