Борис Конофальский - Раубриттер

— Сие очень разумно, — соглашался ротмистр. — Конечно, ваш Еган прав…

Он продолжил рассуждать о здравомыслии управляющего, говорил уже не о набеге и не о добыче, а простых и делах в поместье. И, казалось бы, значило это, что вот теперь дело было сделано. Набег закончился успешно, можно и успокоиться. Только вот успокаиваться кавалер не собирался. Он знал, что дело только начинается. Поэтому про амбары и пристани говорить он совсем не хотел. А Рене видя, что Волков задумчив и неразговорчив, продолжать не стал.

Солдаты радостно сгружали с барж захваченное добро на берег, сержанты следили за этим и все считали. Рене уже раздобыл бумагу и перо с чернилами, ему соорудили из бочки стол, он стал записывать все посчитанное красивым и ровным почерком.

Роха и Бертье приехали уже с пустыми телегами, они еще вчера добрались до Эшбахта, разгрузились, переночевали и сегодня приехали сюда. И среди солдат, и среди офицеров царило радостное возбуждение в предвкушении дележа добычи. Их всех можно было понять, добыча была богатой. И вместе со всеми радовались и Сыч, и Максимилиан, и Увалень. Только Волков сидел на войлоке, на солнышке, удобно вытянув больную ногу. Он пил вино, варварски отламывал кусочки от большой головки сыра и без всякого восторга смотрел, как суетятся на берегу люди, как они радуются. Он удивлялся. Ладно, солдаты, но офицеры-то должны были понимать, что вся эта добыча — начло большой и кровавой возни, в которую они уже погружаются.

Неужели Рене, Бертье и Роха, что так веселы сейчас, не понимают, что кантон их грабеж так не оставит? Нет. Горцы не простят им этого ни за что. Волков готов был биться об заклад, что они придут с ответным визитом. Вот только он не мог сказать, когда именно.

И это лишь полбеды. Только половина. Вторая половина — это герцог. И трех дней не пройдет, как обо всем будет известно графу, еще день или два, сколько там будет нужно гонцу, чтобы до Вильбурга добраться, и герцог будет о его подвиге знать. И что герцог сделает?

Пригласит его к себе вежливым письмом для начала или сразу пришлет отряд добрых людей? Нет, совсем невесело было ему. И совсем не радовала его вся эта большая добыча. Он даже раздражаться начинал, когда видел всю эту радостную суету вокруг.

— Сыч, — крикнул он, когда увидал Фрица Ламме, что проходил с двумя солдатами недалеко от него.

— Да, экселенц, — отвечал он, присаживаясь рядом.

От него уже пахло вином. Еще и полудня нет, а он уже успел где-то выпить, не иначе, как к бочке кавалера приложился.

— Ты чего радостный такой? — зло спросил у него Волков.

— Так праздник какой, экселенц, добыча какая, все вокруг веселы.

— Всем им, дуракам, положено веселиться, а у тебя, вроде как, мозги имелись, или ты их уже пропил?

— Да ничего я не пропил, — разводил руками Сыч, — при мне все.

— Были бы при тебе, ты бы понимал, что нужно ответа ждать. Или думаешь, что эта сволочь с гор нам это так спустит? — зло выговаривал ему кавалер.

— Не думаю, экселенц, — сразу стал серьезен Сыч. — А что нужно, вы объясните?

— Нужно мне знать наверняка, где и когда горцы ответить захотят и сколько их будет. Посмотри на людей, присмотрись, поговори с солдатами, найди пару смышленых, чтобы на тот берег пошли. Обещай им жалование.

— Экселенц, так вы что, запамятовали? У нас же есть там паренек ловкий, — напомнил Сыч. — Он глазастый и хитрый, нипочем не забудет, когда надо будет нас предупредить. Переплывет и скажет, я ему десять талеров посулил.

— Мальчишка-свинопас который?

— Да, экселенц. Про него говорю.

— То мало, нужны другие, чтобы в городах посидели, послушали да посмотрели, сколько людей готовиться, какие люди пойдут. Пешие, конные, арбалетов сколько, сколько сержантов, с обозом или налегке. Еще и сколько лодок нанимают, где высаживаться думают.

Все это знать мне надобно. Говорю тебе, посмотри среди солдат.

Нужны умные, с глазами да с ушами, чтобы других за кружкой пива разговорить могли.

— Да не бывает среди солдат таких. Экселенц, на кой нам эти дуболомы, — чуть поразмыслив, отвечал Фриц Ламме, — голову кому-нибудь проломить, так это они смогут, а тут работа, вижу, тонкая нужна. Ну и…

Он замолчал и задумался.

— Что?

— Есть у меня парочка человек проворных и глазастых.

— Проворные? Откуда же? Кто? — хотел узнать все сразу кавалер.

— Да вы их видели со мной в кабаке, в Малене. Ну, такие, невзрачные, вы их еще за разбойников приняли.

— А, те судейские что ли? — вспоминал Волков.

— Точно, они, — говорил Сыч, удивлялась про себя памяти кавалера. — Они еще тогда спрашивали про должность, нет ли при вас какой должности. Если им жалование дадим, так пойдут, думаю.

— А людишки проворные? — уточнил Волков.

— Людишки ушлые, при судье по двадцать лет состоят, ушлые, не волнуйтесь.

Волков чуть подумал и сказал:

— Скажи, жалование назначу по пять талеров в месяц. Но что бы на тот берег ушли и там были постоянно. Что бы и денно, и нощно слушали и смотрели, что бы сразу мне все, что меня касаемо, сообщали.

— За пять-то талеров, они, экселенц, спать не будут, — сообщил Сыч. — То деньги для них большие, согласятся наверняка.

— А ты найдешь их?

— Не волнуйтесь, экселенц, коли не померли, найду, адресочки они мне оставили.

— Не тяни, езжай сейчас.

— Сделаю, экселенц, — заверил Фриц Ламме, но тут же добавил: — Только вы, экселенц, долю мою из добычи правильно посчитайте.

— Получишь долю знаменосца, то есть прапорщика, — обещал Волков.

— Знаменосца? А это много?

— Это доля Первого сержанта или прапорщика… Это половина офицерской доли.

— Это значит, что мне причитается чуть меньше, чем Рохе? А сколько же это будет в монетах? — начал прикидывать Сыч.

— Хватит, — рыкнул на него кавалер, — займись делом, езжай в Мален немедля. И запомни, это дело не шуточное, дело серьезное. Враг у нас лютый и беспощадный. Недоглядим за ним — беда будет. Проснемся, а на дворе у нас будут псы с гор.

— Все сделаю, экселенц, — обещал Сыч. — Перекушу только малость перед дорогой и поеду.

Обезопасить себя от вторжения горцев он, конечно, не мог, но мог их встретить, если удобно будет, или уйти от них. В том позора нет, что от сильного врага уходишь. Главное знать, когда он придет.

Но горцы были только половиной его бед.

Он встал, сделал знак Максимилиану и Увальню, чтобы сидели, и со стаканом в руке пошел к офицерам. Роха и Бертье о чем-то весело разговаривали, стоя рядом с бочкой, за которой сидел и что-то записывал Рене.

— Рене, — произнес Волков, подойдя к ним, — вы серебро уже пересчитали?

— Так точно, — отвечал ротмистр, — корпоралы считали, говорят, что серебра разной чеканки будет почти на пять тысяч монет земли Ребенерее. И еще четыреста две монеты золотом. Тоже разных чеканок.