Борис Конофальский - Раубриттер

Нет, все это благодушие было показам. Волков насквозь это видел.

Он то и дело поглядывал на Бригитт Ланге, та сидела и вымучивала из себя улыбку. И когда ловила взгляд Волкова, так сразу отводила глаза, словно со стыда или от страха.

А Элеонора что-то щебетала и щебетала, но Волков чувствовал в каждом ее слове, в каждой улыбке гниль и фальшь. Гниль и фальшь.

Но он был с ней вежлив, даже ласков. Он согласно кивал ее словам, улыбался ее радости и веселью детей, он брал на колени младшую племянницу Катарину, на первый взгляд просто ждал ужина, но на самом деле он ждал возвращения Сыча и считал про себя часы.

К ночи Элеонора Августа пришла в спальню, села у зеркала и ждала, пока Бригитт причешет ее перед сном. Но в этот день ночной чепец надевать не стала и, дождавшись, пока госпожа Ланге, попрощавшись, уйдет, скинула рубаху и обнаженная пошла в кровать к кавалеру с явным намерением искать расположения мужа. Но Волков был не в том настроении. Прелести жены не соблазнили его.

Он даже не повернул к ней головы. Даже взгляда косого не бросил на нее.

— Отчего же вы так ко мне холодны? — говорила Элеонора Августа, ложась рядом с ним поверх перин. — Господин мой.

Она лежала совсем рядом и заглядывала ему в лицо.

— Говорил же вам вчера, госпожа моя, — отвечал он ей вполне учтиво, но и без лишней ласки, — что хворь меня донимает от лишней езды верхом.

— И когда же уляжется ваша хворь? — произнесла жена, просовывая руку под перину и кладя ее ему на живот. — Может, я боль вашу успокою?

Так ласкова она никогда с ним еще не была. Она положила голову ему на плечо, а сама стала гладить ему живот, забираясь под рубаху. И вела на себя вовсе не как молодая жена, что вышла замуж две недели назад, а как очень даже опытная женщина.

— Не думаю, — отвечал он, беря и отводя ее руку от себя. — Эту боль даже брат Ипполит успокоить не может, умный монах.

Тут вся ласка ее сразу и закончилась. Ласковая жена умерла и проснулась опять в ней дочь графа:

— И сколько же мне теперь ждать, пока ваша хворь пройдет, — говорила она с привычным для себя и высокомерием. — Долго ли вы пренебрегать мною будете?

— Недолго, — отвечал Волков спокойно, — неделю или две. Может и три, но не больше.

— Три недели? — воскликнула она.

— А что, разве вам тяжело без внимания мужа три недели прожить?

Интересно, как же вы до лет свих дожили без мужа, если три недели без ласки прожить вам в тягость? — Едва ли не с насмешкой говорил он, да еще и улыбался при том.

Она смотрела на него едва ли не с ненавистью, не говорила ему, а шипела:

— Когда замуж шла за вас, так знала, что за старика иду, да не знала, что этот старик еще и немощен! Хвор и немощен!

А он вдруг засмеялся и, повернув к ней лицо, сказал:

— Может, и так, только напомню я вам, что перед Богом клялись вы меня любить и в болезни, и в здравии.

Она что-то зло пробурчала и отвернулась от него. А он посмотрел на ее спину, на ее зад и подумал, что был бы не прочь взять ее прямо сейчас. Но нет, он потерпит, он дождется Сыча.

Элеонора Августа в эту ночь от злости долго не могла уснуть, а кавалер — напротив. Первый, кажется, раз за всю неделю спал крепко. И проспал до самого рассвета, ни разу не проснувшись.

Сыч уехал вчера днем. Значит, в поместье графа он добрался уже вечеру, ближе к ночи. Если сегодня они займутся делом и ему повезет, вернуться он сможет только к вечеру. Сидеть и ждать его у себя дома вместе с молодой и разъяренной женой, Волкову вовсе не хотелось. И решил он заняться тем, что он откладывал все время. А именно волком. Монах-отшельник обещал, что подумает, как волка найти. Обещал и исчез, забыл, наверное, про обещание свое. Ну, ничего, кавалер ему напомнит. Хоть и не любил он по оврагам ездить, но не сидеть же с женой дома. Велел Максимилиану и Увальню седлать коней.

Денек отличный был, он не спешил никуда, ехали, лошадей не гнали. Проезжая мимо Солдатского поля, посмотрели, как солдаты убирают свой жидкий урожай. Рожь и вправду у них была убога. Не в пример той густой и крепкой ржи, что собирали его мужики под руководством ушлого в этом деле Егана. Кавалер остановился, поздоровался с солдатами, поговорили про урожай и про то, что хорошо, что сходил к горцам, а то при таком урожае солдатам зиму было бы не пережить. Поболтали с сержантами и поехали дальше, к хижине монаха.

А у хижины было все так же. Дверь на замке, никого нет. Они на кладбище сходили, а там ничего не изменилось. Только самая свежая и маленькая могила стала зарастать и походить на старые.

Даже следов свежих нигде не видать было. Тихо и дико было вокруг, словно не было тут никогда людей.

Они поднялись на пологий и длинный холм, что был недалеко от хижины. Огляделись.

— Солдаты сюда еще не добрались, — сказал кавалер, рассматривая роскошные орешники вокруг. — А не то пустили бы орех на дома или на обжиг кирпича.

— Там что, дорога, кажется? — сказал Максимилиан, показывая дальше на запад.

— Кажется.

— Там еще ваша земля?

— Точно не знаю, но давай-ка проедемся туда, я там еще не бывал, хочу посмотреть.

И они поехали дальше на запад, и так, объезжая заросли разного кустарника и разной глубины овраги, по холмам доехали до дороги.

Жарко было, лошади уже хотели пить, а Увалень, скорее всего и есть, время-то шло к обеду, но Волков почему-то не остановился, хоть и понимал, что заехал уже на чужую землю. А на дороге увидали следы от копыт, следы свежие, еще ветром не засыпанные. То были подковы крестьянского меринка.

— Поехали, посмотрим, кто тут ездит в этой глуши, кроме нас, — сказал кавалер, и они поехали по дороге на север.

Дорога быстро привела их на хутор из трех домов. Все дома были крепкие, хорошие, а один из них был с большим двором и кузней.

Телега как раз заехала в этот двор.

И сразу их заметили мальчишки, заголосили что-то, и тут же из кузницы вышел им на встречу мужик в переднике из кожи и шапке.

Сам он был худ, но крепок, и еще, кажется, немало удивлен.

Он поклонился Волкову.

Волков слез с коня и уселся на изрубленную, старую колоду для рубки дров:

— Я Эшбахт. Можно присесть у тебя?

— А я Ганс Волинг, кузнец местный. Сидите, господин, сейчас же велю ваших коней напоить, — он повернулся и крикнул одному из мальчишек: — Эй, Карл, Людвиг, напоите коней добрых господ.

— Вот как, значит, это уже земля барона фон Деница? — спросил кавалер, ставя меч рядом и разминая ногу.

— Истинно, господин, — кивал кузнец. — В пять верст отсюда на юг будет село Баль, а если поехать на закат, так там будет замок Дениц.

— И далеко до замка? — спросил кавалер.

— Нет, на телеге два часа езды, а верхом так и часа не будет, если напрямик.

— А ты разбираешься в часах? — удивился Волков.