Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

— Это-то и есть самое невероятное, — лукаво ухмыляясь, Виндрек глубоко затянулся, — какой-то щенок тринадцати зим отроду! Впрочем, нет, теперь уже — не «какой-то». Хродгар. Да, так он зовётся, Хродгар Хрейдмарсон. Он нынче здесь обретается, с молодыми. В одиннадцатой сотне, точно. Скрывается. Думается мне, мало удачи будет ему на лебединой дороге: всё же у Гримкеля остались родичи и влиятельные друзья. Может, здесь и осядет. А глядя на него, так и не подумаешь, что такой заморыш мог убить Полутролля! Соплёй перешибить можно…

— Покажешь мне его, — искра вспыхнула во взоре Седого, — многого можно ждать от юноши, который не сробел поднять руку на Ормарсона с Тангбранда, и большего — от юноши, который смог эту руку на него опустить. И уйти живым.

— А зачем он его убил? — спросил Торкель.

— Что значит — зачем?! — воскликнул Арнульф, сверкая глазами. — Как же было его не убить? Сказано ведь: Полутролль. Жадная свинья, жрущая себе на погибель! Вроде твоего Асбьёрна.

Тут в гостиную зашёл человек, коротко поклонился, мотнул головой:

— Уже ведут, годи. Ты готов?

— Ах ты, троллю в зад, — досадливо поморщился Виндрек, — совсем забыл…

— Что случилось? — поднял бровь Арнульф. — Кто-то умер?

Виндрек вперил в Седого тяжкий, неподвижный взор, гневно сопя. Он был подобен горе, в недрах которой пробудился вулкан, готовый излиться лавой гнева, выстелить пеплом все девять миров, от земли до небес. Юноши втянули головы в плечи. Даже Крак побледнел.

— Да. Умер. Кто из вас видел, как казнят за братоубийство? — гулко прошептал годи.

Виндрек позвал парня из одиннадцатой сотни, чтобы тот показал юношам, что тут к чему, а сам в сопровождении Крака и Арнульфа вышел на поле перед храмом. Там над широким каменным алтарём стоял резной столб с перекладиной: идол Эрлинга, насколько понял Хаген. Внизу столб опоясывали сплетённые змеиные тела, чуть выше скалились волчьи пасти, в самом же верху, в тени остроконечной шляпы, застыла на волнах бороды ледяная улыбка. Единственный глаз, казалось, недобро щурился. На перекладине сидели резные вороны, с концов её свисали петли. Но теперь в них не было нужды: жертву явно собирались резать, а не вешать.

Юношу раздели догола, скрутили кожаными ремнями по рукам и ногам, в рот сунули кляп. Никого не волновали его слова. Бедолага мычал, дёргался, плакал, сопли густо залили усы и бороду. В широких глазах вместо лазури расплескался синий ледяной ужас. Палачи не обращали внимания: деловито подтащили парня к алтарю, перевернули спиной кверху, привязали руки и ноги к вбитым тут же колышкам: чтобы не брыкался. Тот зашёлся в рыданиях пуще прежнего. По каменному боку алтаря поползла тёмная струйка. Никто не засмеялся. Никто не ужаснулся. Люди, молодые и старые, наивные искатели приключений и битые жизнью бойцы, безродные бродяги и потомки благородных владык, не толпа — братство, не стадо — стая, — застыли кругом несокрушимой силы, морем холодных взоров. И — молчали.

Ждали.

Каждый из них уже вынес суд в сердце своём.

— Что он сделал? — услышал Хаген собственный шёпот, непристойно громкий.

— Убил побратима, — шепнул провожатый.

— И как его казнят?

— Врежут орла, — казалось, Арнульф весь обратился в нетерпение, — некогда то была почётная казнь, но теперь каждый сочтёт её позорной! Эрлингу приятна такая жертва.

— Мало радости смотреть, как у живого человека станут вынимать рёбра, — заметил Крак, — особенно после того, как только что поел. Пойду-ка прочь отсюда.

— Пожалуй, я тоже не стану смотреть, — решил Торкель.

— А я погляжу, — просто сказал Хаген.

Арнульф покосился на него со злорадной усмешкой:

— Погляди. Может, чему научишься!

Хаген подумал, что вряд ли захочет сам совершать такую казнь — равно как и принять её. Но он с малых лет усвоил, что в этой жизни всё возможно и ни от чего не стоит зарекаться.

Между тем Виндрек трижды воззвал к Эрлингу асу и достал нож из острого вулканического стекла. Скол мрака в руке жреца вспорол кожу на спине юноши. Годи задумался о чём-то, затем взял щипцы и вынул кляп изо рта братоубийцы. Тот так заорал, что было слышно, пожалуй, и в светлом Асгарде. «Верно, Эрлинг доволен», — подумал Хаген, глядя на идол.

— Кричи громче, ублюдок, — проговорил Арнульф, заворожено наблюдая за работой Виндрека.

Хаген стоял рядом и смотрел попеременно то на казнь, то на своего вождя. Видел, как годи снял кожу с жертвы, как отделил рёбра от позвонков и вывернул их наружу, как подрезал сухожилия под лопатками, ухватил края щипцами, завернул их с влажным и смачным хрустом и разложил по плечам. Братоубийца всё ещё был жив! Он уже не дёргался, только хрипел и пускал кровавые слюни: прокусил, видать, язык от боли. На его спине торжественно расправил крылья кровавый орёл [47] «Кровавый орёл» — blodörn — особая казнь, упоминаемая в источниках лишь трижды, и всякий раз в связи с акцией мести за родича (как правило — за отца). Трудно сказать что-либо определённое по поводу семантического наполнения этого обряда — был ли он почётным или же постыдным. Часто его трактуют как жертвоприношение Одину. В мире, где происходит действие романа, «орла» режут в качестве наказания за преступления против рода либо аналогичной корпоративной структуры. Касательно собственно процедуры имеются разночтения. Так, Ивар сын Рагнара велел вызвать мастера работ по дереву, чтобы тот вырезал изображение орла на спине Элле конунга. Вероятно, в процессе казни со спины действительно снимали кожу так, чтобы было похоже на орла, затем отделяли рёбра от позвоночника и выворачивали их, а также лопатки, после чего извлекали лёгкие и раскрадывали по плечам, как оперение. Скорее всего, жертва теряла сознание от боли до конца этой увлекательной процедуры. .

Арнульф наслаждался зрелищем. Упивался жестокостью. В море хмурых взоров его глаза сверкали, словно молнии средь чёрных туч. Губы разъехались в деревянной улыбке, корёжа рот и обнажая клыки. Орлиный волк терзал взглядом добычу, пока годи не прервал мучения несчастного, не вырвал ему лёгкие и не возложил их поверх вывернутых лопаток, точно оперение.

— Так вот что ты приготовил для Кьятви Мясо, — сообразил Хаген с восторгом и ужасом.

— О нет, милый мальчик, — хрипло прошептал Арнульф, облизываясь, — эту участь я припас для совсем иного человека. Кьятви я просто утоплю где-нибудь в Моховой Долине, как предателя.

А потом, когда народ начал расходиться, сэконунг спросил Хагена:

— Что же, парень, ты всё ещё хочешь походить на меня?

Юноша не смог ему ответить.

В тот же день познакомились и с упомянутым Хродгаром сыном Хрейдмара. Торкель Волчонок запомнил то знакомство надолго.