Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

Да и не было там никакого строя. Когда «Поморник» врезался в «Хвитафалькюр», гребцы покатились по палубе. Несколько человек раздавило килем. Только на носу кипело сражение: там Харальд хёвдинг успел-таки сомкнуть бойцов кругом. Летали копья и стрелы. Звенело железо, кроплёное багрянцем. Люди Харальда держались отменно. Кьярвалю сломали его жуткое рогатое копьё и разбили лицо. Лони Лепестку подсекли ногу и разрубили шлем, задев бровь. Орм и Рагнвальд пришли им на помощь, Модольф и Свегдир оттащили раненых, Орму разбили голову, Рагнвальда здорово рубанули по руке, перебив кость. Подскочили братья Тенгильсоны, прикрывая друг друга над телами павших, рядом с рёвом промчался Утред Бык, врубаясь топором во вражеский круг. Тенгильсоны бросились за ним, бешено работая мечами. Но все видели, как пали Орм и Рагнвальд, и, хотя их, ещё живых, тут же отнесли к Форни лекарю, напор атакующих пошёл на убыль. Харальд победно взвыл, сошёлся с Утредом, рубанул крест-накрест. Уроженец Гуталанда пошатнулся, выронил топор, а Харальд увлекал своих людей в наступление. Тенгильсонов смяли, Стурле сын Скампеля ринулся их выручать…

…а потом над побоищем разнёсся страшный, горестный крик, перекрывший прочие звуки.

То Сигбьёрн сын Скампеля видел смерть своего брата. Своего ненавистного, глупого, завистливого младшего брата Стурле. Лучшего из людей.

Сигбьёрн отбросил щит, взял меч из окровавленных пальцев родича и в угрюмом безмолвии бросился на врага. Рубил обеими руками направо-налево, не замечая ничего: слёзы затмили взор. Ёстейн Одноглазый, предусмотрительно наведя на себя чары невидимости, бросился следом и вытащил Стурле, а Модольф и Свегдир позаботились о Тенгильсонах и Быке. Викинги Арнульфа, не сговариваясь, поспешили на помощь Сигбьёрну, не желая понимать, что старший Скампельсон решил умереть. Волчата и тут оказались среди первых. Арнульф же стоял на палубе «Поморника», наблюдая, как сражение распадается на череду поединков.

— О, как долго я этого ждал! — счастливо прошептал Седой — и протрубил общее наступление.

В считанные минуты Харальд Белый Волк остался один. Его людей окружили и перебили. Мало кто из ватаги Седого не пострадал, но то была небольшая цена за славную победу. Две дюжины положили сорок бойцов — есть чем гордиться! То, что братья Тенгильсоны, Стурле, Орм, Рагнвальд и Утред умирали от ран на борту «Поморника», было не в счёт.

Получили своё и волчата: Бьярки разбили лицо обухом топора, Хродгара ткнули мечом в грудь, зацепив ребро, Хагена рубанули секирой по плечу так, что левая рука провисла, как брас на рее. Но все были живы — и счастливы мрачным, кровожадным счастьем.

— Всем стоять! — воскликнул Арнульф, улыбаясь жутко и скорбно. — Не троньте хёвдинга…

Харальд возвышался над телами павших соратников, тяжело дыша. Ровесник Орма, крепкий рослый муж в расцвете лет, он затравленно, исподлобья глядел на врагов, отбросив изрубленный щит и перехватив обеими руками хороший меч-кьяринг. Длинные, до пояса, светлые волосы свалялись сосульками от пота и крови. Кровь друзей и врагов алела на нарядной белой рубахе с коротким рукавом, точно клюква на снегу. Но судя по тому, как напряглись мышцы на руках, сжимавших меч, сам Харальд не сильно пострадал.

— Я знал, что ты придёшь, я ждал тебя, — шептал Арнульф, улыбаясь печально и нежно, — мой мальчик, мой милый мальчик…

— Ты убьёшь меня здесь, Иварсон? — хрипло пролаял Харальд.

— О нет, юноша, — Седой невзначай коснулся глаз, устало потёр переносицу, — поедем на остров. Хаген, Хродгар! Вы держитесь на ногах? Приготовьте две лодки, вы едете с нами. Нам ведь нужны свидетели, Белый Волк?

Всю дорогу Арнульф молчал, не в силах стереть с лица грустную, щемящую улыбку. Харальд тоже не произнёс ни звука: сосредоточенно работал вёслами да хмуро глядел на старика. В соседней лодке гребли волчата. Хродгар тревожно спросил:

— Что это с нашим Орлиным волком?

— Боюсь даже представить, — прошептал Хаген.

Раны обоих юношей, наспех перевязанные, кровавили и немилосердно болели, но больше страданий причинял им вид Арнульфа. Всяким они видели своего вождя, сурового, но справедливого деда, только не таким. «Он уже проиграл бой», — подумал Хаген, но ничего не сказал. Шмыгнул носом, быстро утёр лицо рукавом.

— Что-то в глаз попало? — буркнул Хродгар, пряча взгляд.

— Это не слёзы, — улыбнулся Хаген, — это брызги холодных волн.

Вот деревянные носы ткнулись в берег островка. Бойцы сошли на песок, втащили лодки, забрали оружие. Седой сказал:

— Биться станем, как ты понимаешь, до смерти. Коли дело повернётся так, что падём мы оба, парни похоронят нас в этих лодках, каждого — в своей. Если ты победишь, уходи на одной лодке, а парни — на другой. Они не станут тебе мстить, а ты, уж постарайся, не бросайся на них.

— Если я буду повержен, — возвысил голос Харальд, — как ты меня похоронишь?

— Никак, — двинул согбенными плечами старик, — я врежу тебе «орла».

Харальд недоверчиво повёл головой. Отступил на шаг. Он стал белее своей рубахи.

— Не смей меня так позорить, Седой. Ты не посмеешь…

— Отчего же? — горько усмехнулся Арнульф. — Никто не упрекнёт меня, что я допустил несправедливость по отношению к тебе. Никто не скажет, что я был скуп на серебро и еду, что ничему тебя не учил, что скверно о тебе заботился. Ты был мне как родной. Ты заменил мне сына, коего у меня никогда не было. Плохим ли я был тебе отцом, скажи по чести?

— Лучшим! — пылко воскликнул Харальд. — Ты был самым добрым из людей…

— …а ты отплатил презлым за предобрейшее, мой волчонок?

— Прошу, пойми меня, Седой! — суровый муж сорвался на крик, будто горячий юноша. — Ты был славнейшим из морских королей, а я… Я лишь хотел походить на тебя. Во всём. Я мечтал превзойти тебя.

— Ты преуспел бы в этом, — хрипло, по-старчески заклокотал Арнульф, — если бы не стал служить Сигурду ярлу с Талсея! Сколько он обещал за мою седую голову? Сколько ты обещал за предательство Кьятви Мясо? Я приказал вырвать ему язык, чтобы не выслушивать его никчёмных оправданий. И твоих слушать не стану. О, я всё понимаю! Мудрец Сигмунд Фроди всё объяснил бы тем, что сын всегда поднимает восстание против отца, дабы овладеть матерью. Кто твоя мать, Харальд? Золото? Почёт? Слава? Власть? Скажи одно лишь слово…

— Море, — твёрдо сказал Харальд.

— Море… — тихим эхом повторил Арнульф. — Ты читал не те книги, слушал не те голоса. Мудрец Сигмунд Фроди был набитый дурак. Море — всем нам мать. Наша великая мать. Даже я не столь заносчив и безумен, чтобы пытаться овладеть ею!

Помолчал, слушая волны, а затем снял шапку, плащ и сорочку. Перехватил поудобнее атгейр. Синие рисунки на коже ожили, взвилась рунная надпись.