Галина Гончарова - День и ночь

Наталья молчала.

Все ждали, потом Ирина медленно отставила миску, подошла к шкафу и принялась там копаться.

— Что…

— Откуда это у вашей дочери?

В руках Ирина держала небольшую куколку, сделанную точь в точь, как живая девочка лет восьми. Те же пропорции, большие карие глаза, русые волосы, явно натуральные…

— Н-не знаю, мы такого не покупали.

А вот одежда была далека от современной. Рубаха с вышитыми знаками.

— Косой крест…

— Знак Морены, — хмыкнул Кирилл. — Я знаю.

— Морены?

— Повелительницы Нави. Славянская богиня зимы и смерти…

Рядом громко охнула Наталья.

— Успокойтесь, жива ваша Ксюша, это точно, — рыкнула Ирина.

Наталья тихо заплакала. По симпатичному лицу катились слезинки.

— Поздняя она у меня… любимица… кто ж ее так? За что?

— Кукла на вашу дочь похожа?

— Копия…

Ирина вздохнула.

— Она вам не говорила, что куклу нашла?

— Нет.

— Может, поменялась с кем-то, или подарил кто?

— Нет…

— Кирилл, проводи меня за околицу. И… нож какой есть?

— Есть. А остальные дети? Там… тоже?

Ирина подумала пару минут.

— Да, думаю, да.

— Тогда, может, к ним сходить? Ты уже знаешь, что делать надо?

— Знаю, — грустно вздохнула Ирина. — Догадалась. Ладно, пойдем. Это быстро…

Наташа, получившая надежду на возвращение дочери, помчалась вслед за Кириллом и Ириной. Точно такие же куклы обнаружились и в трех других домах. И каждая из них была копией пропавшей девочки.

Только рубашки одинаковые, домотканые, с одной и той же вышивкой.

— У вас в деревне никто не умирал в последние пару лет? — поинтересовалась Ирина.

— Кто именно?

Наталья смотрела внимательно.

— Молодая девушка?

Люди переглядывались, думали…

— У нас — нет. А вот в Тополихе у Никифоровны внучка отравилась, — вспомнил кто-то.

— Утопилась! — возразил другой голос.

Народу набежало — человек пятнадцать, одна родня пропавших девочек, да еще пара любопытных. Почему пара?

Так ведь деревня, кто ж днем не работает? Крепкое хозяйство и держать надо крепко.

— Подробности можно? — громко спросила Ирина.

Подробности были неприглядны.

Деревня — это свой обособленный мир. И если в городе можно рожать абы от кого, то в деревне — не стоит. Помоют косточки девушке деревенские кумушки, ох, помоют…

И ей, и ее семье, и спустя двадцать лет тот случай припомнят…

Внучка Никифоровны как раз и оказалась беременна от кого-то из "пансионатников". Поморочил девушке голову, да и бросил. Та кинулась к бабке, а Никифоровна, человек старой закалки, мексиканских сериалов не смотрела, а беременность вне брака считала позорной. Ну и досталось девке по полной.

Бабка требовала, чтобы та на аборт пошла, а девчонка криком кричала, мол, любит, и ребенка сберечь хочет…

Не так уж и хотела, если топиться кинулась. Там ее и нашли, на берегу, всю белую…

Ирина кивнула.

— Ну, что-то подобное я и предполагала.

— Что это за существо такое? — тихо спросил Кирилл.

— Мавка.

— Чего?

— Мавка, я же говорю.

— Так они же вроде…

Ирина поморщилась. Пересказывать то, что она услышала от наставницы, не слишком хотелось, ну да ладно. Оборотень имеет еще одно большое преимущество. Рядом с ним можно говорить тихо-тихо, чтобы никто другой не услышал. А у него-то слух куда как острее человеческого.

— Официально мавка — это дух некрещенного ребенка. Но в данном случае все еще хуже. И крестины тут не при чем. Будь эта девушка не беременна, может, и обошлось бы. А тут все один к одному. И сама она сильно обижена, и душа нерожденного ребенка покоя не нашла, а может, и еще чего… Сходишь потом со мной к этой Никаноровне?

— Схожу.

Ирина благодарно кивнула.

— Это даже не совсем мавка. Это хуже. Если у меня сил не хватит справиться, бей ее крестом, святая вода у тебя с собой есть?

— Две минуты, сейчас до машины добегу. И церковные свечи есть, не то барахло, которое продают по рублю, а настоящие…

— Тащи. Христианская символика для них что крапива. Хоть отпугнешь.

— Как я узнаю, что вмешиваться надо?

Ирина фыркнула.

— Не перепутаешь.

Вот и околица деревни. Место, где терялись следы детей.

И ведь не к реке они пошли, нет…

Ирина осмотрелась вокруг, махнула рукой людям.

— Отойдите, и ближе чем на двадцать метров даже не подходите. Ясно?

Народ закивал.

— Я прослежу, — рыкнул Кирилл.

Ирина подумала про пастушью овчарку и стадо баранов. Ну, тут пастуший волк…

Девушка подумала еще пару минут и подобрала ветку. А потом принялась чертить круг, заключая в него себя и куколок. И знаки нарисовать не забыть.

Те самые, старые, которые уж и не помнят почти…

Солнце, огонь, одолень-трава, громовое колесо — иначе не справиться.

А теперь…

Ирина достала нож. Самый обычный, с пластиковой рукояткой, купленный в свое время рублей за пятьдесят. Картошку им чистить было замечательно.

А сейчас…

Девушка положила перед собой первую куклу.

— От крови — к крови, от нави к яви, от Мораны к Живе…

Полоснула себя по пальцу, кровь закапала на куколку, больно… а что делать, если некоторые знаки только кровью рисуются? И больше ничем?

Ничего, надо вытерпеть, надо справиться. У Ирины было такое ощущение, что она тащит из воды бревно. Тяжелое, скользкое, гадкое, и надо его вытащить, надо не допустить, чтобы сорвались руки… и как же болит порез….

Вот и она, кажется… ну, иди сюда, тварь!

Кирилл смотрел на девушку, которая стояла в круге на коленях и что-то шептала.

Что-то?

Этого заговора он не знал. Так ведь он и не специалист, чего уж там. Ирина явно знала, что делает… откуда? Силу ей передать могли, а вот знания…

У нее тоже что-то в роду было? Или она нахваталась по верхам?

Нет ответа.

Кирилл и сам не понял, как это произошло. Но внезапно запахло тиной, речной водой, воздух словно сгустился, а потом на границе круга очутилась девушка.

Симпатичная, лет двадцати — двадцати двух, светловолосая, с пухлыми губами, красивая и притягательная. Любой мужчина повелся бы, там одна грудь роскошная… Только вот нос оборотня отлично чувствовал запах тины и гнили. Так от живого человека не пахнет, нет…

— Не тронь моих детей!

— Отдай что взяла — и не трону!

Ирина смотрела прямо на мавку. Та оскалила острые зубы. Не человеческие, даже не звериные, может, акульи? Да, вот на акулью пасть ее рот был похож больше всего, такие же острые треугольники клыков…

— Зачем тебе мои дети, ведьма?

— Зачем тебе человеческие дети, нежить?

— Я живая!

— Разве?

Ирина поднялась с колен, но куколка у нее была по-прежнему в руках. Нежить рассмеялась.

— Убьешь их?

— Могу куклу тебе отдать. Но взамен…

— Взамен?