Галина Гончарова - День и ночь

— Вольт…

— Что? — уточнил кто-то.

— Типа куклы, через которую на человека порчу наводят, — разъяснила Ирина, не оборачиваясь. Сейчас, когда полотенце было развернуто, она могла сказать и больше.

Что кукла активна.

Что она действует.

Что заговор идет на смерть.

Здорово, правда? А ведь тоже киллерство. Но ты поди, пришей это к делу? Докажи, что кукла, о которой человек даже не узнает никогда и в глаза ее не увидит, как-то причастна к его нездоровью или смерти!

Она даже найти этого человека не сможет.

Воск изображал мужчину лет шестидесяти, полноватого, с одутловатым, но достаточно приятным лицом, в очках, с портфелем, в сером костюме… вольт — это искусство. Тут куклой из киоска не отделаешься.

Тут и воск заговоренный, и обряд, и даже наряд. И Ирина готова была поклясться, что внутри куклы прячутся какие-нибудь частички реального мужчины — кровь, слюна, семя, к которым мы относимся сейчас решительно без внимания. Оставляем где попало и в ком попало.

И волосы соответствуют реальным.

Пару тысяч в парикмахерской.

Пару тысяч в поликлинике.

Тебе и волосы клиента соберут, и лишнюю пробирку крови нацедят. И не спросят — зачем?

Надо, и все тут.

Как сказал один мудрый человек, самое главное коварство дьявола заключается в отсутствии веры у людей.

Нет никакого черта, а раз нет, то и бороться с ним не надо. И никто не знает — как.

А он есть.

Вот, как с порчей.

Стопроцентно, бегает ни в чем не повинный мужик по врачам, таблетки горстями пьет, а становится ему все хуже и хуже. И будет становиться.

А раньше б любая бабка посмотрела, да и сказала: "порчу на него навели".

Если кто помнит замечательный фильм "Морозко", так там совершенно правильные слова. Губит-душит сиротинку не хвороба, губит-душит сиротинку злая злоба! Ни убавить, ни добавить. Только в фильме сиротинку душила собственная злоба, а тут — чужая.

Но кто сейчас поверит бабкам? И где такую найти? Чаще-то "Астры" и прочие цветочки-лютики попадаются, которые порчу от сглаза не отличат, и на человеке их никогда не увидят.

Хотя и обратное было…

У них в деревне ведьм не было, а вот в Копалухе, километров за сорок от них, там да, была баба Маша. К ней народ за тысячи верст приезжал, и ведь помогала.

Не всем, что было, то было, но если уж за кого бралась, человек мог быть спокоен. Справится она с хворобой.

Как сейчас понимала Ирина, она не лечила. Она грязь и проклятия снимала, вот человек и выздоравливал.

А вот что с вольтом делать?

Его ведь не так просто уничтожить, это она уже знала. Сегодня, когда она во сне попадет на ту поляну, к наставнице, она попробует узнать что-то. Но…

Нужен и вольт, и тот, с кого его делали. Вот представьте себе два сообщающихся сосуда. Это примерно то же самое. Из человека утекает жизнь, из вольта перетекает смерть… Можно один сосуд разбить, но из второго все равно все вытечет! Разве что помедленнее немного.

Не за полгода умрет бедолага, а за два года.

Это, конечно, лучше, чем ничего, но — мало.

— Ишь ты, как на Чивилихина похож, — заметил кто-то.

Ирина сделала стойку.

— На кого, простите? Это кто-то в администрации? В думе? Или еще где?

Она в городе человек новый, она просто не знает местный муниципалитет в лицо… да и знала бы!

Всех их зубрить, что ли? Вот еще не хватало! У нас столько чиновников, что выучить — жизни не хватит.

— Да нет! Кому эти чинуши нужны? — отозвался тот же мужчина, из понятых. Чивилихин — это Аркашка. То есть Аркадий Игоревич. Директор нашего завода!

Ирина навострила уши.

Да, был в городе и завод. В отличие от многих других, не уничтоженный во время перестройки. Потому как производил полезную вещь.

Шины.

Демократия там, гласность, а машины всем обувать надо. И резины должна быть хорошей.

Вот и выжили. На тот момент молодой, Чивилихин первым сообразил, куда дует ветер. Собрал работяг и произнес короткую речь, которая звучала так: "можете мне не доверять, но по одному нас сожрут. Вместе выстоять должны. Кто со мной — тот со мной, кто мешаться будет — сгною".

Учитывая, что творилось в девяностые…

Как он умудрялся находить заказы, как отбивался от желающих устроить свою жизнь за чужой счет, как рабочие блокировали завод и устраивали забастовки по его просьбе, как он изворачивался — можно бы сагу написать. Но завод выстоял.

И сохранил все свое имущество.

И туристическую базу, и санаторий, и даже заводскую гостиницу. Люди работали и получали зарплату, пусть не миллионы, но этого хватало, чтобы выжить. И держались зубами.

Олигарх?

Вот уж нет! По местным меркам — ничего особенного. Ни какого-то невероятно дорогого дома, ни мерседеса последней модели, ни детей в кембриджах и прочих оксфордах. Понятно, живет получше многих, но не до такого, чтобы вызвать истерическую зависть и ненависть. Дети — и те закончили московские институты, а вернулись в родной город. Вроде как, сейчас Чивилихин сына начал к делу пристраивать, тоже парень неглупый, но до отца ему еще расти и расти…

Ирина выслушала справку и кивнула.

Надо бы навестить мужчину и поговорить. Только сначала…

Сначала она собиралась сделать то, за что полагается суровое наказание. По всем меркам.

Она собиралась подменить вольт.

Виноватой Ирина себя не чувствовала. Ни на минуту.

Следователь просто не посчитал куклу вещественным доказательством. И потом — что она должна доказывать?

Если кто-то истыкает булавками Барби — что, это свидетельствует о глубокой личной неприязни к Николь Кидман? Так, к примеру?

Ладно б еще наркота. Или взрывчатка.

Или бумаги какие….

А кукла?

Ребята, это несерьезно! Может, еще плюшевого мишку изъять? Ладно, в данном случае — козлиный череп?

Так что куклу Ирина вульгарно стащила. Сделала вид, что кладет ее в тайник, а сама засунула под мешковатую куртку. Противно было до ужаса, ну да ладно, перетерпим!

Стыдно ей не было.

А что?

Она его как-то использовать собирается? Да ни разу! Изъять и уничтожить, и все тут! Просто надо сделать так, чтобы ни в чем не повинный человек не пострадал. Ладно…

Может, он в чем-то и виноват. Наверняка. Невиновный бизнесмен, тем более, успешный — это как Змей Горыныч и Чупакабра. Наверное, оно существует, но ты поди, докажи! И тем более, покажи!

Но…

Ирина не хотела судить, это не ее работа. Она участковый, а не суд присяжных, ей приговор не выносить. Она разберется с вольтом. И ведь это наверняка работа Исекова.

Но… как?

Кто?

Она была уверена, что просто так этому не научишься. И по интернету не разберешься, и в магических академиях имени Хрен-знает-кого этому не обучат. Нет, это — школа.

Это чья-то шаловливая ручка.

Но чья?