Джек Вэнс - Сказания умирающей Земли. Том I [publisher: Издательские решения]

Он сделал два шага вперед. Гобелен был близко – казалось, он уже мог дотянуться до него рукой.

Лианэ подскочил к золотистому ковру и сорвал его со стены.

У него за спиной стоял Чун Неизбежный.

Лианэ вскрикнул. Он повернулся на одеревеневших ногах – ноги словно налились свинцом и отказывались подчиняться, как в кошмарном сне.

Чун, словно выступивший из стены, приближался. На его блестящей черной спине покачивалась мантия из перевязанных шелком человеческих глаз.

К Страннику Лианэ вернулась легкость ног – он побежал. Как он бежал! Он летел стремительными прыжками – носки его сандалий едва прикасались к земле. Прочь из зала, по площади, в лабиринт разбитых статуй и обвалившихся колонн бежал Лианэ… Вслед за ним с деловитой сосредоточенностью гончего пса мчался Чун Неизбежный.

Лианэ вскочил на стену, пробежал по ней, перелетел через широкий разлом, спрыгнул к пересохшему разбитому фонтану. Чун не отставал.

Лианэ бросился в узкий переулок, вскарабкался по груде мусора на крышу какого-то дома, спрыгнул во внутренний двор. Чун не отставал.

Лианэ пустился со всех ног по широкому бульвару, окаймленному чахлыми старыми кипарисами – Чун догонял его, он уже слышал частый топот его ног. Лианэ свернул в подворотню, надел на голову бронзовый обруч, опустил его до ступней, шагнул в сторону и подобрал кольцо, остановившись в оболочке сумрака. Убежище! Странник Лианэ замер в темном магическом пространстве, скрывшись от взоров всех обитателей Земли, недоступный их пониманию. В сумрачной оболочке невидимости наступила настороженная тишина…

Он почувствовал дуновение за спиной.

Тихий голос сказал ему на ухо: «Я – Чун Неизбежный».

Золотистая ведьма Лит сидела на диване и шила при свечах шапочку из лягушачьих шкурок. Дверь в ее хижину была заперта на засов, окна закрыты ставнями. Снаружи ночная тьма спустилась на Тамберский луг.

Снаружи послышался какой-то скрип, кто-то пробовал ее открыть. Лит напряглась и замерла, глядя на дверь.

Голос за дверью произнес: «Сегодня ночью, о прекрасная Лит – сегодня ночью я принес тебе две длинные, яркие золотые нити. Две – потому что у него были огромные, красивые золотистые глаза…»

Лит молча сидела. Подождав не меньше часа, она подкралась к двери и прислушалась. Судя по всему, вокруг никого не было. Неподалеку квакнула лягушка.

Лит приоткрыла дверь, распахнула ее, подобрала золотые нити и захлопнула дверь. Подбежав к расшитому золотом гобелену, она закрепила нити в разрыве так, как они были расположены прежде.

Долго она стояла и смотрела на золотую долину, охваченная мучительной тоской по Аривенте, пока мирно струившаяся река и безмятежный золотой лес не помутнели в пелене слез… Когда-нибудь, в один прекрасный день, все это кончится – и она вернется домой…

Принц Кандив Златокудрый строго предупредил племянника: «Надеюсь, ты понимаешь, что любые добытые тобой полезные сведения и практически применимые познания мастеров древности будут принадлежать мне в той же степени, что и тебе».

Юлан Дор, стройный бледный юноша с шевелюрой и бровями чернее воронова крыла, скорбно усмехнулся: «Но плыть по волнам давно неизведанного океана и отбиваться веслами от морских демонов придется мне».

Кандив откинулся на подушки дивана, почесывая нос кольцом из резного нефрита: «При том, что все это предприятие возможно только благодаря мне. Я уже постиг основы магии – дополнительные откровения послужат лишь совершенствованию моих навыков. В то время как ты, не научившись до сих пор даже простейшим заклинаниям, приобретешь знания, способные возвести тебя на уровень лучших чародеев Асколаиса. Что просто несравнимо с твоим нынешним ничтожеством. Смотри на вещи с этой точки зрения: я извлекаю незначительную выгоду, а ты – огромную».

Юлан Дор поморщился: «Можно сказать и так, хотя я не стал бы злоупотреблять эпитетом „ничтожество“. Я знаком с „Критикой энтропии“ Фандаала и заслужил репутацию превосходного фехтовальщика, меня причислили к братству „Восьми делафазийцев“ в качестве…»

Принц язвительно фыркнул: «Бессильная показуха бездарных прожигателей жизни! Вы убиваете для развлечения и устраиваете экстравагантные дебоши, тогда как завтра может не взойти Солнце! Причем ни один из вас не сделал ни шагу за окраины Кайина».

Юлан придержал язык, хотя мог бы напомнить о том, что Кандив Златокудрый вовсе не сторонился радостей пьянства, похоти и обжорства, а если принц и удалялся когда-либо из увенчанного перламутровым куполом дворца, то исключительно для того, чтобы покататься на баркасе из резного дерева по зеркальным водам устья Скаума.

Умиротворенный молчанием племянника, Кандив приподнял со столешницы ларец из слоновой кости: «Вот таким образом. Если мы согласны, и у тебя нет возражений, я сообщу тебе подробности».

Юлан кивнул: «Я согласен».

«Тебе предстоит найти затерянный город Ампридатвир», – сказал Кандив. Принц искоса наблюдал за племянником; тот сохранял видимость спокойствия.

«Я никогда там не был, – продолжал Кандив. – Поррина Девятая упоминает о нем как о последнем городе олек-хнитов, на острове в Северном Мелантинском заливе». Принц открыл ларец: «Я нашел это предание в связке древних свитков – завещание поэта, бежавшего из Ампридатвира после кончины Рогола Домедонфорса, последнего великого вождя олек-хнитов, могущественного чародея, поименованного в Циклопедии сорок три раза…»

Принц вынул из ларца потрескивающий от старости свиток, развернул его взмахом руки и прочел:

«Ампридатвиру приходит конец. Мой народ предал забвению принципы, внушавшие волю к жизни и дисциплину – отныне горожане озабочены исключительно суевериями и теологией. Продолжается бесконечная свара: следует ли считать Пансиу всевышней сущностью, а Каздала – исчадием порока? Или же Каздал – добродетельное божество, а Пансиу – средоточие зла?

Эти вопросы решаются огнем и мечом – воспоминания отравляют мне кровь. Я покидаю Ампридатвир, где упадок и крах неизбежны, чтобы скрыться в уютной долине Мель-Палузаса: там погаснет светлячок моего бытия.

Мне привелось повидать былой Ампридатвир: башни, озаренные чудесным сиянием, вонзающие в ночное небо ослепительные лучи, готовые поспорить с Солнцем… Ампридатвир был прекрасен тогда – и сердце мое сжимается, когда я вспоминаю мой древний город. С балконов тысяч висячих садов спускались каскады семирских лоз, вода – голубая, как подсвеченная фирюза – струилась по трем каналам… Металлические экипажи сновали по улицам, металлические воздушные аппараты роились в воздухе, как пчелы вокруг улья – чудеса из чудес! Мы приручили потоки ревущего пламени и презирали притягательную силу Земли… Увы! На протяжении всей своей жизни я наблюдал постепенное истощение духа. От избытка меда липнет язык; от избытка вина мутнеет ум; избыток удобств, легкость жизни лишают человека стойкости и предприимчивости. Свет, тепло, пища, вода – все это доставалось любому безвозмездно, не требовало почти никаких усилий. Избавившись от забот, обитатели Ампридатвира уделяли все больше внимания эфемерным фантазиям, извращениям и мистическим суевериям.