Антонина Кокохина - Возвращение к Мастеру

После этого пожелания толстая ветка клена за открытым окном слегка шевельнула листьями, хотя ветер на улице давно уже стих.

— Прости, Господь. Ваш муженек женой прекрасной пренебрег, — вспомнились Гришане слова из «Фауста» И. В. Гете, — я бы никогда не изменил своей супруге, если бы она у меня была.

Следователь накапал в стакан валериановых капель, развел их кипяченой водой из графина и дал выпить обезумевшей от горя женщине. Как положено по инструкции, он всегда носил с собой успокоительные средства на случай непредвиденных обстоятельств.

Клавдия Петровна впервые взглянула на него по-новому.

— Мне сорок лет, — подумала она, — вот он, мой последний шанс — добрый, заботливый, симпатичный, скромный мужчина, и к тому же служит в органах. По возрасту тоже вполне подходит. Одним словом, мечта. Ей пришли на память строки А. С. Грибоедова из пьесы «Горе от ума»:

Гостеприимная хозяюшка тут же засуетилась:

— Да что же это я сижу. Ведь Вы, наверное, покушать хотите. Собаку накормила, а о человеке забыла.

— Не откажусь, — обрадовался Григорий Александрович и воздал должное борщу, эскалопам с пюре, а также чаю с постным коломенским калачом, напоминавшим по форме амбарный замок с дужкой.

— Могу я оставить себе подарки бывшего супруга? — спросила она, кокетливо примеряя перед старинным зеркалом модную шляпку, совершенно преобразившую ее лицо.

— Только в том случае, если в этой шляпке Вы пойдете со мной под венец, — вырвалось у Гришани.

Она еще раз взглянула на свое счастливое отражение и с достоинством ответила:

— Вы сделали мне такое предложение, от которого я не в силах отказаться.

— Повезло дураку, — подумал про себя Тузбубен, перевернулся на другой бок и снова заснул.

Черный, пушистый кот, все это время незаметно для окружающих, лежавший на ветке клена за окном и внимательно наблюдавший за всем происходящим, был с ним абсолютно согласен.

В это волшебное июльское утро Гришаня проснулся не в образцовом бараке на соломенном тюфяке, уложенном на пружинный матрас казенной кровати, а на мягкой перине из нежного гусиного пуха. Над его головой чуть покачивался ажурный полог для защиты от назойливых мух и комаров, за окном щебетали птицы, радуясь наступлению нового дня.

— Я в раю, или еще сплю, — подумал следователь.

— Завтрак ожидает Вас в столовой, Сокол мой ясный, — голос Клавдии Петровны вернул его в действительность.

— Уже иду, Лебедушка ненаглядная.

После вкусной еды Григорий Александрович вытер губы вышитой льняной салфеткой и поцеловал свою любушку в сахарные уста:

— Постараюсь сегодня же добиться разрешения у начальника на Ваш заочный развод с Николаем Ивановичем. До вечера, моя радость.

— Я буду ждать Вас с победой. Суженый мой.

Первым делом Гриша отвел Тузабубен в питомник служебного собаководства, где у него имелась собственная жилплощадь — просторная клетка. Обожравшийся накануне, пес брезгливо отказался от предложенной ему овсянки на говяжьем бульоне.

Затем следователь отправился на прием к своему начальнику с докладом о проделанной работе и собранными уликами Он долго стоял навытяжку перед любившим показать свою значимость Артемом Тарасовичем Трутнем. Тот медленно, растягивая удовольствие, перекладывал какие-то письма и заявления из одной папки в другую. Наконец нехотя оторвался от важных бумаг и соизволил обратить внимание на подчиненного:

— Ну что тут скажешь? Молодец! Быстро, четко, оперативно, по-советски. Дело раскрыто за одну нош. Можно сдавать в архив. Будем представлять к награде собаку.

У следователя от удивления приоткрылся рот. Он не совсем понял, за что его обозвали собакой.

— Не обижайся, Гриня, — по-свойски объяснил начальник, выходя из-за стола и в качестве поощрения похлопав Григория Александровича по спине, — я имел в виду не тебя, а Тузабубен, а ты что вообразил? — и он от души рассмеялся собственной шутке.

Гришаня решил, что теперь самое время изложить просьбу о предоставлении ходатайства на срочное расторжение брака заявительницы в органах Записи актов гражданского состояния.

— Это исключено. Ее муж может одуматься и вернуться в любой момент. Мне не нужны лишние неприятности, — отрезал Трутень.

В этот момент дверь в кабинет немного приоткрылась, и в нее с трудом протиснулся огромный, толстый кот. Он по-свойски прошел к кожаному дивану и вскочил на него, собираясь немного вздремнуть.

Надо заметить, что Артем Тарасович терпеть не мог животных, а кошек особенно, считая, что от них в хате только грязь:

— Пошел вон, тварь, — рявкнул он на успевшего задремать котика и громко топнул на него ногой, обутой в хромовый, подкованный сапог.

Насмерть перепуганный кот заметался по комнате. От страха он совершенно забыл, где находится дверь, прыгнул на стол, опрокинул полную чернильницу на важные документы и сиганул в распахнутое окно, оставляя повсюду на пути отступления аккуратные чернильные следы.

Оказавшись на улице, котяра встал на задние лапы, отряхнулся и превратился в толстого, невысокого гражданина в бескозырке. Погрозив в сторону окна кулаком, он облизнулся и пошел прочь, умело подражая походке бывалого моряка.

Расстроенный отказом Гриша отправился писать сравнительный отчет по раскрываемости преступлений в их районе.

Когда наступил вечер, и завершился очередной рабочий день, черный Воронок отвез Артема Тарасовича домой в небольшое одноэтажное здание. Домработница Матреша уже ушла, оставив в трофейном холодильнике, приобретенном по случаю, обед, состоявший из полтавских галушек в сметане, котлет по-киевски, запорожского супа «калусняк», житомирских дерунов, блинчиков по-черниговски и вареников с вишней.

Начальник Гришани облачился в домашние украинские шаровары красного цвета, надел широкую вышитую сорочку и решил побаловать себя по случаю предстоящего выходного салом с хлебом и горилкой, настоянной на жгучем перце.

У товарища Трутня в жизни были две настоящие страсти. Он любил играть в карты на деньги и называть подведомственных ему собак карточными именами: бубен, дама, валет, шестерка и прочее безобразие. Особенно досталось Тузубубен. Ведь «Бубновый туз» — это знак каторжника, разбойника. До 1917 года красный, желтый, или черный ромб нашивали на спину одежды осужденного рецидивиста, чтобы было удобнее целиться и стрелять в случае побега. Правда, Трутень мог об этом и не знать, но незнание закона, как всем известно, не освобождает от ответственности.