Валентин Гольский - Возвращение в Белоземицу [СИ]

А потом поворачиваюсь и начинаю мыть ей волосы, осторожно, нежно. Яна замирает, а потом сидит, получая удовольствие. Мою, потом смываю мыльную воду с её рыжих волос, обливаю напоследок чистой водой из своего тазика. Мы разводим два таза воды и она, не поворачиваясь, говорит:

— Спасибо, это было… приятно… Можно я тоже попробую?

И теперь Яна моет и намыливает мне голову, а я, беру губку, тру тело своей подруги.

— Не больно? Ты недавно обгорела на солнце, — спрашиваю я тихо, но она лишь мотает головой и просит:

— Только спину не надо…

Приоткрываем дверь, потому что становится слишком жарко, или это нам кажется — не понять. Ухаживаем друг за другом, намываем и растираем ладонями. В какой-то момент я щёлкаю застёжкой бюстгальтера, и подрагивающими руками мою её потрясающие груди, оглаживаю соски: они небольшими шариками скользят меж моими пальцами, прячутся в пене. Яна старается следовать моему примеру, потом она прижимается так, что я чувствую её грудь своей и натирает мою спину, а я глажу её ладонями.

Возбуждение такое, что, наверное, крови в голове совсем не осталось, она вся ушла туда, вниз. Член вышел из тесноты плавок и касается её животика, а девушка, вместо того, чтобы отодвинуться, вдруг опускает руки и начинает намыливать меня там, чувствую, как плавки скользят по ногам вниз, падают… Замираю от новых ощущений, с губ невольно срывается тихий стон наслаждения и от осознания, что дальше продвинуться нельзя, тянет зарычать, громко, в голос, как той ночью.

'А если она захочет?'

Мои ладони ныряют в её плавки и спускают их. Намыливаю попку, потом перебираюсь вперёд. Яна жмурится и кусает губы, чувствую какая она горячая и скользкая между ног. Мы пытаем друг друга, сладко, бесконечно. Касаюсь маленькой горошины под её лобком, и девушка дёргается, не выдержав тоже стонет. Испуганно открывает глаза, они у неё сейчас большие и тёмные, безумные.

— Милый… не сейчас, позже… Что мы делаем? Надо остановиться…

Она прижимается, сжимает меня в своих объятьях так, что не могу дышать — эта хрупкая леди на удивление сильная! Затем резко отворачивается и как есть, вся покрытая мыльной пеной, выходит из бани. В ушах стучит — это моё сердце отбивает ритм любви, ритм страсти, не ведая, что она уже ушла и ничего у нас не будет. Не сейчас. Но возможно позже?

Вываливаюсь в предбанник, сажусь рядом с Яной, не обращая внимания на своё возбуждение и на то, как призывно торчат соски её груди. В её взгляде испуганная вина и не утолённое желание. Целую её губы так, как никогда никого не целовал. Дарю всю свою нежность, нерастраченную страсть, переполняющее сейчас желание. Её язычок скользит меж моих губ, она опять стонет. Но потом поцелуй прерывается, мы пьём по очереди квас, прямо из бутылки, и всё-таки идём домываться.

Я напариваю Яну, так, как учил знакомый банщик: постепенно повышая температуру и ритм пляски веников, поддаю пар водой, в которую добавил немного кваса, от этого жар становится ароматным, а воздух в бане хлебным, наслаждаюсь её визгом и смехом, когда обливаю холодной водой из ковша её разгорячённое тело. Себя хлещу тоже, хотя бы иногда, как получится, а затем истекающие потом, с налипшими берёзовыми листьями, мы бежим в душ.

Стоим обнажённые под прохладными струями и опять оглаживаем тела друг друга. Молча глядя в глаза и счастливо улыбаясь. Потом я её целую и вернувшись в баню, мы опять паримся…

— Это было невероятно, — счастливо шепчу я.

Сидим обнявшись на шаткой лавочке во дворе. Полупустая бутыль кваса лежит на боку у наших ног, а из моего телефона доносится нечто медленное и красивое в исполнении Милен Фармер. Девушка, которую так хочется назвать моей, положив голову мне на плечо, кажется немного сомлела и тихо, возможно сама того не замечая, подпевает французской певице.

Нам хорошо…

Просыпаюсь от того, что Яна пихает меня в бок и канючит.

— Дим… Ди-и-им… Вставай, ну вставай…

— Что? — прочищаю горло и хриплым со сна голосом повторяю вопрос: — Что случилось?

— Ты тоже это слышишь?

Только сейчас понимаю, что где-то недалеко поют. Тонкими, точно наглотались гелия из шариков голосами, несколько голосов выводят нечто печальное. Прислушавшись, даже удаётся разобрать слова:

…Не сложилося, да не вышло

Всё степным ковылём поросло.

Видно не было в свадьбе той смысла,

Поздно понял, жаль — время ушло…

Сажусь на кровати и тру лицо ладонями, пытаясь прогнать остатки сна.

— Ян, это что, у на во дворе? Или в огороде? Такое ощущение, что очень близко поют.

— Мне тоже так кажется, — голос девушки подрагивает. — Я сначала думала дети, — они какую-то смешную песенку пели, долго лежала и слушала, но они начали ругаться и спорить, даже матом, очень громко, а потом затянули вот эту…

Тем временем, грустная история про упущенное время закончилась.

— Во у тебя голосище! — с завистью пискнул высоким голосом некто.

— У меня в семействе все такие, — гордо подтвердил другой, на фоне писклявых собратьев, его голос звучал почти нормально.

— Вы опять забыли обо мне, — плаксивым фальцетом влез в разговор третий. — Муфтик, ты же обещал!

— Обещал — значит сейчас сделаем! Горло требуется промочить, а голос смягчить, ну-ка подлей…

Обладатель второго голоса крякнул, выдохнул нечто вроде 'Аж печень дрогнула!' и затянул новую песню:

Я с девчонкою такой

Раньше не гулял,

Ой, да щёлочки такой,

Сроду не встречал!

Двое товарищей тут же радостно его поддержали, и три голоса вывели:

Есть у всех девчонок там

Волосня,

А у этой до земли

Там коса

Это было так неожиданно, что, скрючившись и уткнув голову в подушку, я затрясся от смеха, рядом вторила Яна. Едва мы начали успокаиваться, как следующий куплет отправил нас в новый приступ смеха.

— Ой, не могу… — пищала девушка не хуже уличных певцов.

Сами не зная зачем, мы старались не шуметь, возможно желая узнать, чем закончится история запутавшегося в косе парня. Лишь когда отзвучало последнее 'ой люли-люли-люли', я шёпотом спросил:

— Пойдём смотреть кто это, или ещё послушаем?

— Теперь даже не знаю…

Яна смотрела на меня слезящимися от смеха глазами, а я вдруг подумал, что как-то очень уж хорошо вижу в темноте. Света в комнате практически не было, но при этом, я различал даже детали небольших предметов, пусть и в серых тонах. Вот и глаза девушки, вижу очень хорошо и футболочку короткую.

На улице тем временем, очередные обсуждения вопроса 'что споём дальше' прервались новым гостем. Этот голос, был такой же писклявый, как и прочие, но в добавок его обладатель шепелявил так, что его речь до нас дошла лишь в виде шипяще-шелестящих звуков. Зато, её поняли певцы, потому что затянули заунывную историю про 'барыню, да вот не боярыню'. Что-то там у этой барыни не складывалось, но что — мы так и не узнали, потому что один из исполнителей вдруг прервал своё пение и затараторил, ругаясь. Песня прервалась, а мы наконец решили пойти и посмотреть на эти писклявые таланты.