Роберт Джордан - Око Мира [litres]

– Тогда к-куда?

– Сюда, – сказал Мэт и, потянув, открыл дверь конюшни. Громко заскрипели петли.

Внутри было темнее, чем снаружи, пахло сеном, зерном и лошадьми, а больше всего – навозом. Когда Мэт помог Ранду опуститься на застланный соломой пол, тот сжался в комок, крепко обхватив руками прижатые к груди колени, по-прежнему содрогаясь от головы до пят. Казалось, все его силы ушли в дрожь. Ранд услышал, как Мэт споткнулся, выругался, опять за что-то запнулся, затем раздалось клацанье металла. Вдруг расцвел огненный цветок. Мэт держал в руке старый помятый фонарь.

Битком была набита не только гостиница, то же самое относилось и к конюшне. В каждом стойле спала лошадь, некоторые из них подняли головы и моргали на свет. Мэт бросил взгляд на лестницу, ведущую на сеновал, затем посмотрел на Ранда, скорчившегося на полу, и покачал головой.

– Тебя туда не втащить, – пробормотал Мэт. Повесив фонарь на гвоздь, он вскарабкался на сеновал и скинул вниз несколько охапок сена. Торопливо опустившись, он соорудил в дальнем углу конюшни постель и помог Ранду до нее добраться. Мэт укрыл его обоими плащами, но Ранд почти сразу же скинул их.

– Жарко, – чуть слышно произнес он. Словно в тумане, Ранд помнил, что мгновение назад ему было холодно, но сейчас чувствовал себя так, будто оказался в раскаленной печи. Он оттянул ворот, запрокинув голову. – Жарко!

Ранд почувствовал ладонь Мэта у себя на лбу.

– Я мигом, – сказал Мэт и исчез.

Ранд метался на соломенной подстилке – как долго, он не знал, – пока не вернулся Мэт: с доверху наполненной тарелкой в одной руке, с кувшином – в другой. На мизинцах у него, зацепленные за ручки, болтались две белые чашки.

– Здесь нет Мудрой, – сказал Мэт, опускаясь на колени рядом с Рандом. Он наполнил одну чашку из кувшина и поднес ее к губам Ранда. Тот жадно припал к воде, словно бы жажда мучила его несколько дней, – чувствовал он себя именно так. – Они даже не знают, кто такая Мудрая. Есть у них кто-то, кого называют Матушка Брун, но она где-то в округе принимает роды, а когда вернется, никто не ведает. Я раздобыл немного хлеба, сыра и колбасы. Добрый мастер Инлоу готов дать нам все, лишь бы мы на глаза постояльцам не попадались. Вот, попробуй чего-нибудь.

Ранд отвернулся от еды. От ее вида, от одной мысли о ней его затошнило. Через минуту Мэт вздохнул, уселся и принялся за еду сам. Ранд смотрел в сторону и старался не слушать, как тот ест.

Озноб, потом жар, за которым следовал озноб, опять жар – и так было не один раз. Мэт укутывал Ранда, когда того трясло от холода, и поил водой, если он жаловался на жажду. Ночь стала темнее, в конюшне дрожали обманчивые тени от колеблющегося огонька фонаря. Тени обретали форму и двигались сами по себе. Потом Ранд увидел Ба’алзамона, широко шагающего по конюшне, глаза его пылали, лица мурддраалов рядом с ним скрывались в черной глубине капюшонов. Пальцы Ранда заскребли по рукояти меча. Ранд порывался подняться на ноги, выкрикнув:

– Мэт! Мэт, они здесь! О Свет, они здесь!

Мэт дернулся, просыпаясь, – он дремал сидя, скрестив ноги и привалившись к стене.

– Что? Приспешники Тьмы? Где?

Привстав, покачиваясь на коленях, Ранд ткнул пальцем вглубь конюшни… и вытаращил глаза. Тени шевельнулись, лошадь переступила во сне. Больше ничего. Ранд опустился обратно на солому.

– Кроме нас, тут никого нет, – сказал Мэт. – Ну-ка, дай-ка это уберу. – Он хотел снять с друга пояс с мечом, но Ранд крепче сжал рукоять.

– Нет. Нет! Я должен оставить его. Это – моего отца. Понимаешь? Меч – м-моего от-тца! – Дрожь вновь обрушилась на него, но он судорожно цеплялся за меч, словно утопающий за соломинку. – М-моего от-тца! – Мэт оставил попытки забрать у Ранда оружие и набросил на друга плащи.

Когда Мэт задремал, ночью появились и другие «гости». Ранд не чувствовал уверенности, были ли эти посещения наяву или же нет. Иногда он посматривал на Мэта, сидящего с опущенной на грудь головой, и гадал: увидел бы его друг этих «гостей», если б проснулся?

Из теней к нему шагнула Эгвейн, темные волосы убраны в длинную косу, как это было в Эмондовом Лугу, печальное лицо искажено страданием.

– Зачем ты бросил нас? – вопрошала она. – Мы погибли, потому что ты бросил нас.

Ранд слабо покачал головой:

– Нет, Эгвейн. Я не бросал вас. Нет!

– Мы все погибли, – печально сказала она, – а смерть – царство Темного. Мы во власти Темного, потому что ты оставил нас.

– Нет. У меня не было выбора, Эгвейн. Пожалуйста, Эгвейн, не уходи. Вернись, Эгвейн!

Но она – или призрак ее – обратилась в тень и слилась с темнотой.

Морейн выглядела спокойной, но лицо ее было бледным и бескровным. Плащ вполне мог оказаться саваном, а голос ее стегал, словно бич.

– Все верно, Ранд ал’Тор. У тебя нет выбора. Ты должен идти в Тар Валон, иначе Темный сам завладеет тобой. Вечность скована в Тени. Лишь Айз Седай могут теперь спасти тебя. Лишь Айз Седай!

Том сардонически улыбнулся ему. Одежда менестреля болталась опаленными лоскутьями, при виде которых перед взором Ранда вспыхнули огненные язычки – как тогда, когда Том схватился с Исчезающим, чтобы дать им время бежать. Плоть под лохмотьями почернела и обуглилась.

– Доверься Айз Седай, парень, и тебе захочется умереть. Вспомни: цена помощи Айз Седай всегда меньше, чем ты ожидаешь, но оказывается всегда намного больше, чем ты можешь себе представить. И какая Айя отыщет тебя первой? Красная? А может, Черная. Лучше беги, парень. Беги!

Взгляд Лана был гранитно-тверд, и кровь покрывала его лицо.

– Странно видеть клинок с клеймом цапли в руках овечьего пастуха. Достоин ли ты его? Лучше бы ты стоил его. Теперь ты один. Не на что опереться ни в прошлом, ни в будущем, и любой может оказаться другом Темного. – Он ощерился в волчьем оскале-улыбке, и кровь хлынула у него изо рта. – Любой!

Явился Перрин – обвиняя, требуя ему помочь. Миссис ал’Вир, оплакивающая дочь, и Байл Домон, проклинающий Ранда за то, что тот навлек Исчезающих на его корабль, и мастер Фитч, заламывающий руки над пепелищем своей гостиницы, и Мин, пронзительно кричащая в троллоковых лапах, – люди, которых он знал, люди, с которыми Ранд лишь встречался. Но, что хуже всего, среди них был Тэм. Он стоял над Рандом, хмуря брови и качая головой, и не произносил ни слова.

– Ты должен сказать мне, – умолял его Ранд. – Кто я? Скажи мне, пожалуйста. Кто я? Кто я? – выкрикнул он.

– Спокойней, Ранд.

На миг он подумал, что это ему отвечает Тэм, но, присмотревшись, Ранд понял, что Тэм исчез. Над другом склонился Мэт, поднеся к губам Ранда чашку с водой.

– Просто лежи спокойно. Ты – Ранд ал’Тор, вот кто ты, с самым противным лицом и с самой глупой башкой в Двуречье. Эй, да ты весь мокрый от пота! Лихорадка у тебя прошла.