Роберт Джордан - Око Мира [litres]

– Как бы мне хотелось, чтобы вы, люди, не вели себя так, – пророкотал глубокий, словно гулкий барабан, голос. Кисточки на ушах существа судорожно дернулись, и в речи его зазвучала печаль. – Очень немногие из вас помнят нас. Наверное, это наша собственная вина. Мало кто из нас появлялся на людях с тех пор, как Тень пала на Пути. Это… о, шесть поколений уже. Сразу после Войны ста лет, да, именно так. – Косматая голова качнулась и испустила вздох, который сделал бы честь быку. – Слишком давно, слишком давно, и столь немногие путешествовали и смотрели, можно сказать, даже почти никто.

Ранд с минуту сидел, открыв рот, уставившись снизу вверх на привидение в высоких, по колено, сапогах с широкими носками и в темно-синей куртке, застегнутой на пуговицы от шеи до пояса и свисавшей, словно юбка-килт, до голенищ сапог, в которые были заправлены мешковатые штаны. В одной руке видение держало книгу, казавшуюся крошечной по сравнению с его пальцем – шириной в три человеческих, – заложенным в нее как закладка.

– Я подумал, что вы… – начал было Ранд, сразу спохватившись. – А что вы… – Это было ничем не лучше. Поднявшись на ноги, он робко протянул руку. – Меня зовут Ранд ал’Тор.

Его ладонь утонула, обхваченная другой, большой, словно бедро, рукой; пожатие сопровождалось церемонным поклоном.

– Лойал, сын Арента, сына Халана. Ваше имя словно песнь звенит в моих ушах, Ранд ал’Тор.

Для Ранда эти слова звучали очень похоже на ритуальное приветствие. Он поклонился в ответ.

– Ваше имя словно песнь звенит в моих ушах, Лойал, сын Арента… э-э… сына Халана.

Все казалось чуточку нереальным. Ранд до сих пор не понимал, кто такой Лойал. Пожатие громадных пальцев Лойала оказалось на удивление мягким, но юноша тем не менее высвободил ладонь, чтобы сохранить ее в целости.

– Вы, люди, весьма возбудимы, – сказал Лойал тем же грохочущим басом. – Конечно, я слышал разные сказания и читал книги, но никогда этого не понимал. В свой первый день в Кэймлине я не мог поверить во весь этот гам. Орали дети, голосили женщины, а толпа гнала меня через весь город, размахивая дубинками, ножами, факелами и вопя: «Троллок!» Я начал уж бояться, что стану причиной небольших беспорядков. Нечего говорить, что произошло бы, не сопровождай меня отряд гвардии королевы.

– Удачное обстоятельство, – выдавил Ранд.

– Да, но, по-видимому, даже гвардейцы боялись меня не меньше остальных. Вот уже четыре дня я в Кэймлине, а носа не могу высунуть из гостиницы. Добрый мастер Гилл даже попросил меня не показываться в общей зале. – Уши Лойала дернулись. – Нельзя сказать, что он не гостеприимен, понимаете ли. Но тем первым вечером было немного треволнений. Будто все люди разом захотели немедленно съехать. Столько крику и визгу, все старались одновременно выскочить в дверь. Некоторые, наверное, ушиблись.

Ранд зачарованно уставился на подергивающиеся уши.

– Заявляю вам, что не ради этого я покинул стеддинг.

– Вы – огир! – воскликнул Ранд. – Погодите. Шесть поколений? Война ста лет, вы сказали? Сколько же вам лет? – Едва сказав это, он понял, что спрашивать об этом неучтиво, но Лойал стал скорее оправдываться, чем обижаться.

– Девяносто лет, – сказал огир натянуто. – Еще десять лет, и я смогу обращаться к Пню. Думаю, старейшины должны были бы позволить мне высказаться, когда решали, можно ли мне уходить или нет. Но они всегда беспокоятся о любом, любого возраста, собирающемся во Внешний мир. Вы, люди, так торопливы и опрометчивы, так сумасбродны. – Он моргнул и коротко поклонился. – Прошу простить меня. Мне не следовало говорить это. Но вы все время воюете, даже когда в этом нет нужды.

– Все верно, – сказал Ранд. Он по-прежнему пытался постичь возраст Лойала. Старше старика Кенна Буйе и все-таки не настолько взрослый, чтобы… Ранд опустился на один из стульев с высокой спинкой. Лойал осторожно уселся на другой, рассчитанный на двух человек, с трудом на нем уместившись. Сидя, он все равно оставался в рост большинства мужчин. – По крайней мере, они позволили вам уйти.

Лойал уставился в пол, морща нос и потирая его толстым пальцем.

– Ну, что до этого… Понимаете, Пень совещался не очень долго, меньше года, но из услышанного я уяснил, что к тому времени, как они придут к решению, я буду достаточно стар, чтобы уйти без их позволения. Боюсь, они скажут, что я приделал слишком длинное топорище к своему топору, но я просто… взял и ушел. Старейшины всегда говорили, что у меня слишком горячая голова, и, боюсь, своим уходом я доказал их правоту. Интересно, они уже поняли, что я ушел, или еще нет? Но я должен был уйти.

Ранд прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Если Лойал – огир с горячей головой, можно представить, каковы большинство огиров. Совещались не очень долго, меньше года? Мастер ал’Вир наверняка изумленно покачал бы головой; собрание Совета деревни, которое длится полдня, заставило бы каждого, даже Харала Лухана, то и дело вскакивать с места. Волна тоски по дому накатила на Ранда, заставив его тяжело вздохнуть при воспоминаниях о Тэме, об Эгвейн, о «Винном ручье», о Бэл Тайне на Лужайке в прежние, более счастливые дни. Ранд с трудом отогнал их.

– Если вы не против, можно мне спросить, – сказал Ранд, прочистив горло, – почему вы захотели уйти… э-э, во Внешний мир так сильно? Будь моя воля, я сам никогда не уходил бы из дома.

– Почему? Ну, чтобы посмотреть на мир, – сказал Лойал так, словно бы вещи очевиднее на свете не было. – Я читал книги, рассказы разных путешественников и загорелся желанием посмотреть на все это, а не только читать об этом. – Его бледные глаза засветились, а уши встали торчком. – Я изучил каждый отрывок, который смог отыскать о путешествиях, о Путях, об обычаях в землях людей и о городах, что мы построили для людей после Разлома Мира. И чем больше читал, тем яснее понимал, что я должен уйти во Внешний мир, пойти к тем краям, где мы были, и должен сам увидеть рощи.

Ранд заморгал:

– Рощи?

– Да, рощи. Деревья. Всего несколько, конечно, Великих Деревьев, вознесшихся ввысь, к небу, которые хранят память о свежести и прохладе стеддинга. – Он подался вперед, разводя руками, стул под ним застонал, в одной руке он по-прежнему держал книгу. Глаза Лойала засверкали еще ярче, а уши взволнованно подрагивали. – По большей части они воспользовались местными деревьями той страны. Нельзя заставить землю пойти против самой себя. Это ненадолго, земля обязательно восстанет против такого с ней обращения. Нужно приспособить мечты к местности, а не приспосабливать местность к мечтам. В каждой роще было посажено дерево, которое прижилось бы и буйно разрослось только в определенном месте, каждое в равновесии с рядом стоящими, каждое дополняет других, для наилучшего роста, естественно, но для того также, чтобы гармоничное их сочетание радовало глаз и песней звучало в душе. Ах, книги рассказывали о рощах, которые заставляли старейшин плакать и смеяться одновременно, о рощах, которые навсегда остаются в нашей памяти зелеными.