Роберт Джордан - Око Мира [litres]

Скоро – очень скоро – на улицах будет еще больше народу. На другой стороне улицы Ранд заметил женщину, спешащую куда-то и не видящую ничего, кроме мостовой под ногами. Скоро еще больше людей увидят их. Небо на востоке светлело.

– Туда, – объявил наконец Лойал. – Вниз.

Он указывал на лавку, еще запертую на ночь. Прилавки перед нею были пусты, тенты над ними закатаны, дверь наглухо закрыта ставнями. Окна наверху, где жил лавочник, оставались еще темными.

– Вниз? – недоверчиво воскликнул Мэт. – Как, ради Света, мы сумеем?..

Морейн подняла руку, обрывая Мэта, и знаком приказала всем следовать за нею в переулок рядом с лавкой. Лошади и люди забились в узкое пространство между зданиями. В переулке, сжатом с двух сторон стенами, было темнее, чем на улице, – почти снова ночь.

– Здесь должна быть дверь в подвал, – проговорила негромко Морейн. – Ага, вот.

Внезапно вспыхнул свет. Над ладонью Айз Седай, двигаясь вместе с ее рукой, повис холодно светящийся шар размером с кулак. Все восприняли это как само собой разумеющееся, и Ранд подумал: вот она, мера того, через что все прошли. Морейн поднесла шарик ближе к обнаруженным дверям, они почти лежали вровень с землей, чуть наклоненные, засов удерживали два мощных болта и железный замок, больше чем в ладонь Ранда, обросший толстым слоем застарелой ржавчины.

Лойал подергал замок:

– Я могу выдернуть это, засов и все остальное, но шума будет столько, что мы перебудим всех по соседству.

– Давайте не станем ломать хозяйское добро, если можно обойтись и без этого. – Морейн с минуту внимательно изучала замок. Вдруг она ткнула в ржавое железо своим жезлом, и замок, аккуратно открытый, упал на землю.

Торопливо Лойал отодвинул засов и распахнул двери, придерживая створки и опустив их на землю. Морейн, освещая себе дорогу сияющим шаром, сошла вниз по скату, открывшемуся ее взору. Позади нее изящно ступала Алдиб.

– Зажгите фонари и спускайтесь, – негромко позвала Морейн. – Здесь просторно, места хватит. Поторопитесь! Скоро рассветет.

Ранд принялся отвязывать шесты с фонарями, но не успел еще зажечь первый, как понял, что различает черты лица Мэта. Вскоре народ заполнит улицы, а лавочник спустится в магазинчик, чтобы открыть свою торговлю, и всех заинтересует, с чего бы это в переулке столько лошадей. Мэт волновался, как заводить лошадь в погреб, и что-то бормотал, но Ранд был рад спуститься вместе со своим гнедым по скату. Мэт последовал за другом, ворча, но тоже не задерживаясь.

Фонарь Ранда качался на конце шеста, задевая иногда за потолок, а скат не пришелся по нраву ни Рыжему, ни вьючной лошади. Спустившись, Ранд отошел в сторону и освободил дорогу Мэту. Морейн погасила свой плавающий в воздухе огонек, но когда остальные спустились в подвал, помещение осветили фонари.

Подвал оказался длинным и широким, как и само здание над ним, большую часть пространства занимали кирпичные колонны, расширяющиеся кверху, становясь у потолка в пять раз толще узкого основания. Казалось, что подвал составлен из рядов арок. Места было много, но Ранд все же чувствовал какую-то тесноту. Погребом, как подсказывал проржавевший замок, давно уже не пользовались. На голом полу, покрытом толстым слоем пыли, стояло несколько сломанных бочек, набитых всяким хламом. В свете фонарей кружились, сверкая, потревоженные таким множеством ног пылинки.

Последним появился Лан. Сведя по скату Мандарба, он поднялся наверх и плотно закрыл двери.

– Кровь и пепел, – пробурчал Мэт, – с чего им взбрело в голову построить одни из этих Врат в таком месте?

– Оно не всегда было таким, – сказал Лойал. Его рокочущий голос эхо разнесло в кирпичной пещере. – Не всегда. Нет! – Потрясенный Ранд понял, что огир рассержен. – Некогда здесь возвышались деревья. Все деревья, которые могли расти здесь, все деревья мира, которые огиры уговорили расти здесь. Великие Древа, сотни спанов высотой. Тень от листвы и прохладные ветерки, приносящие ароматы листьев и цветов, сохраняющие в памяти благодатный покой стеддинга. И все убито ради такого!

Кулак огира обрушился на колонну. Колонна содрогнулась от удара. Ранду послышалось, как треснули кирпичи. Вниз осыпались водопады сухой известки.

– Что уже сплетено, того нельзя распустить, – мягко сказала Морейн. – Деревья не вырастут вновь, если вы обрушите здание на наши головы. – Опущенные книзу брови Лойала выразили больше смущения, чем сумело бы человеческое лицо. – С вашей помощью, Лойал, мы, возможно, сумеем сохранить от надвигающейся Тени те рощи, что стоят до сих пор. Вы привели нас к тому, что мы искали.

Когда Морейн шагнула к одной из стен, Ранд понял, что та отличается от других. Остальные были сложены из обычного кирпича; эта же была каменной, с причудливой резьбой – фантастичные переплетения листьев и лоз, бледные даже под одеянием пыли. Кирпичи и известка были стары, но что-то в камне говорило, что он стоял здесь задолго до того, как обожгли кирпичи других стен. Лишь потом строители, сгинувшие столетия назад, воспользовались уже имевшимся, а еще позже люди сделали каменную стену частью подвала.

Одна часть каменной, покрытой резьбой стены – точно в центре – отличалась большей тщательностью проработки деталей. По сравнению с нею остальное выглядело грубой, недоделанной копией. Выточенные в неподатливом камне листья казались нежными, застывшими в то мгновение, когда по ним пробежал порыв ласкового летнего ветерка. Ко всему прочему, у путников появилось ощущение возраста: резные листья казались старше остального камня настолько же, насколько он выглядел древнее кирпича. Древнее, и значительно. Лойал взирал на узоры с таким видом, словно предпочел бы очутиться где угодно, даже на улице, полной людских толп, чем оставаться здесь.

– Авендесора, – произнесла тихо Морейн, возлагая руку на трилистник в каменной резьбе. Ранд рассматривал резной орнамент – это был единственный такой лист, который он сумел отыскать. – Лист Древа жизни – ключ, – сказала Айз Седай, и лист оказался у нее в руке.

Ранд моргнул; за спиной он услышал удивленные вздохи. Этот лист выглядел частью стены не меньше всего прочего. Так же просто Айз Седай приложила его к узору на ладонь ниже. Трехконечный лист подошел к орнаменту так, будто это место было предназначено именно для него и он вновь стал частью целого. Едва лист лег туда, сплошной характер центральной каменной кладки изменился.

Теперь Ранд был уверен, что видит, как перебирает листья неподвластный его ощущениям ветерок; ему чудилось, что под пылью листья зеленые – гобелен густой весенней зелени в освещенном фонарями подвале. Сначала почти незаметная, по центру древней резьбы образовалась щель, она ширилась по мере того, как половинки неспешно распахивались в подвал, пока не раскрылись настежь. Тыльная сторона ворот была отделана так же, как и лицевая: то же богатство виноградных лоз и листьев, почти живых. Дальше, вместо земли, глины или подвала соседнего дома, в бледном мерцании дрожали отражения путников.