Роберт Джордан - Око Мира [litres]

Потом тишину нарушило встревоженное ворчание Лойала. Ранд привстал на стременах, заглядывая за огира. От увиденного у него все внутри перевернулось. Отряд встал на середине моста, и всего в нескольких футах впереди Лойала мост обрывался зубчатым провалом.

Свет фонарей едва доставал до другой стороны провала: из мрака словно торчали сломанные зубы исполина. Лошадь Лойала нервно переступила, и сорвавшийся камень ухнул вниз в мертвенную черноту. Если камень и ударился о дно, то Ранд этого так и не услышал.

Ранд заставил Рыжего осторожно подойти ближе к бреши. Юноша сунул вниз шест с фонарем: на всю длину шеста не было ничего. Чернота внизу, чернота вверху, как обрезанная светом. Если дно и есть, оно может быть на тысячу футов ниже. Или вообще нигде. Но теперь Ранд сумел разглядеть, что находилось под мостом, что держало его. Ничего. Камень меньше спана толщиной, а ниже – абсолютно ничего.

Вдруг камень под ногами показался тонким, будто бумага, и Ранда потянуло за край, в бесконечное падение. Разом отяжелевшие фонарь и шест потащили было с седла. Голова закружилась, и Ранд так же осторожно, как и приблизился к ней, заставил гнедого отступить от бездны.

– Вот за этим вы привели нас сюда, Айз Седай? – спросила Найнив. – Все только затем, чтобы выяснить, что нам нужно возвращаться обратно в Кэймлин?

– Нам не нужно возвращаться, – ответила Морейн. – Не до Кэймлина. По Путям в любое место ведет много дорог. Нужно лишь вернуться немного, чтобы Лойал нашел другую дорогу, которая приведет нас к Фал Дара. Лойал? Лойал!

С видимым усилием Лойал оторвался от созерцания провала:

– Что? Ох! Да, Айз Седай. Я могу отыскать другую дорогу. Я обязан… – Пропасть опять привлекла взгляд огира, уши его дернулись. – Я и не помышлял, что упадок зашел так далеко. Если мосты разваливаются сами по себе, может статься, я не сумею найти требуемый путь. Может статься, я и обратной дороги не смогу отыскать. Ведь прямо сейчас мосты могут обрушиваться позади нас.

– Должен быть путь, – сказал Перрин глухим голосом. Глаза его, будто собиравшие в себя свет, горели золотисто-желтым огнем. «Загнанный в угол волк, – подумал, вздрогнув, Ранд. – Так вот на кого он похож».

– Будет так, как сплетет Колесо, – сказала Морейн, – но я не верю, что упадок зашел так далеко, как вы опасаетесь. Поглядите на камень, Лойал. Даже я могу утверждать, что излом – старый.

– Да, – медленно проговорил Лойал. – Да, Айз Седай. Я вижу. Здесь нет ни дождей, ни ветра, но камень простоял в таком состоянии лет десять, не меньше. – Он кивнул с ухмылкой облегчения, столь обрадованный сделанным открытием, что показалось, будто на мгновение он позабыл про свои страхи. Затем он огляделся и недовольно передернул плечами. – Намного проще мне отыскать дорогу к другим местам, чем к Мафал Дадаранелл. К Тар Валону, например? Или к стеддингу Шангтай. От последнего острова до стеддинга Шангтай всего три моста. Думаю, на этот раз старейшины захотят побеседовать со мною.

– Фал Дара, Лойал, – с твердостью напомнила Морейн. – Око Мира лежит за Фал Дара, а нам нужно добраться до Ока.

– Фал Дара так Фал Дара, – со вздохом согласился Лойал.

Вернувшись на остров, Лойал стал внимательно вчитываться в письмена, густо покрывавшие плиту, опуская хмуро брови и тихо бормоча что-то про себя. Вскоре он совершенно углубился в беседу с самим собой на огирском языке. Этот язык, с обилием интонаций и изменяемыми окончаниями слов, походил по звучанию на пение птиц с низкими глубокими голосами. Ранду казалось чудным, что у столь крупного народа такой мелодичный язык.

Наконец огир кивнул. Ведя отряд к выбранному мосту, он повернулся и с несчастным видом посмотрел на указательный столб рядом с другим мостом.

– Три перекрестка до стеддинга Шангтай. – Он вздохнул. Но, не останавливаясь, повел людей дальше и свернул на третий от столба мост. Когда отряд начал въезжать на него, Лойал с сожалением оглянулся, хотя мост к его дому уже спрятался в темноте.

Ранд подогнал гнедого к огиру.

– Когда все кончится, Лойал, ты покажешь мне стеддинг, а я тебе – Эмондов Луг. И никаких Путей. Мы пойдем пешком или поедем верхом, даже если дорога займет все лето.

– Ты веришь, что когда-то все кончится, Ранд?

Тот, нахмурившись, взглянул на огира:

– Ты же говорил, что до Фал Дара ехать всего два дня.

– Я не про Пути, Ранд. Обо всем прочем. – Лойал оглянулся через плечо на Айз Седай, тихо переговаривавшуюся со Стражем, который ехал бок о бок с нею. – Что заставляет тебя верить, будто это когда-нибудь кончится?

Мосты и скаты вели вверх, и вниз, и вдаль. Порой от указателя убегала в темноту белая линия, точно такая же, как та, вдоль которой отряд следовал от Путевых врат в Кэймлине. Ранд заметил, что не один он с любопытством и затаенной тоской разглядывал эти линии. Найнив, Перрин, Мэт и даже Эгвейн с сожалением отрывали взор от линии. На другом конце каждой линии стояли Путевые врата – ворота обратно в мир, где были небо, солнце, ветер. Даже ветер казался желанным. Проезжали путники мимо линий под пронзительным взглядом Айз Седай. Но Ранд не единственный, кто с тоской провожал взором белый штрих и еще не раз оглядывался, даже тогда, когда темнота проглатывала остров, указатель на нем и белую линию.

Ранд уже начал позевывать, когда Морейн объявила, что на одном из островов они остановятся на ночь. Мэт покрутил головой, рассматривая черноту вокруг, и громко загоготал. Однако с лошади слез с не меньшим проворством, чем другие. Лан и ребята расседлали и стреножили лошадей, пока Найнив и Эгвейн разжигали небольшую масляную печку, чтобы вскипятить чай. Как сказал Лан, этой похожей на каркас фонаря конструкцией Стражи пользовались в Запустении, где опасно было жечь дерево. Страж достал из плетеных корзин складные треножники-подставки: вставленными в них шестами с фонарями он собирался окружить лагерь.

Некоторое время Лойал рассматривал указатель, затем опустился наземь, скрестив ноги, и потер рукой крошащийся рябой камень.

– Когда-то на островах росло многое, – печально произнес он. – Во всех книгах говорится об этом. Зеленая трава, на которой можно было спать, мягкая, будто перина. Фруктовые деревья, и яблоком, грушей или колокольником приправляли свой стол путники – душистыми, сочными и хрусткими, какое бы время года ни царило снаружи.

– Не на что охотиться, – проворчал Перрин, который потом, по-видимому, сам удивился своим словам.