Дмитрий Манасыпов - 13 участок. Чужак [AT]

— А, — удивился Шмурге, — Люций, ну-ну. Он, так понимаю, живой и внизу?

— Правильно понимаешь, свинья. — Хорберстайн продолжал изливаться накопившееся, во всю копируя злодеев из самых обычных поделок Голливуда. — Я знал все про твои шаги и тебя самого. Жаль, ты прокололся, не смог замести следы, выпуская свою кровожадную сучку и не следя за ней.

— Ох, и действительно, — согласился доктор, не убирая револьвера. — Так чего ты ждешь, почему треплешься?

— Наслаждаюсь. Я не люблю вас, людишек, даже если вы полезны. А ты не смог оказаться полезным, не сумел помочь мне сделать задуманное и вернуть власть мне и моим товарищам. И мне, понимаешь ли, очень хочется показать тебе твое место, жирный ты хряк, показать, что ты всего лишь… насекомое, как клещ, раздувшийся от самомнения. Сейчас я щелкну пальцами и ты перестанешь быть. Жаль, вместе с тобой придется уничтожить одного из Воронов, он это заслужил, но он-то хотя бы из наших. А из-за тебя ему придется погибнуть.

Меня корежило от судорог, продирающих насквозь, от пяток до головы, но я все слушал. Слушал и со страхом начал понимать — это конец. Хорберстайн готов убить даже Абака, сейчас сидящего в машине под присмотром одного хитрого мага, ставшего двойным агентом.

Все так просто, как оказалось: заговор Старых против сторонников Договора, помощь нацистам, ищущим следы чудо-оружия, создаваемого учеными, заваруха в Европе, куда должны втянуться Штаты и удар в спину, чтобы забрать себе континент и с него начать крушить Договор.

И всякие побочные эффекты, вроде ложного следа, оставляемого неизвестной тварью из вполне известных трупов обычных людей. Ну, пусть не только. Сегодня к этому списку добавится несколько наци, одна обычная женщина, один дурной коп и один древний Ворон. Нормальный расклад, что тут скажешь?

— Ты готов умереть, Шмурге? — Хорберстайн оскалился в своей, явно любимой, зловещей улыбке и…

И поморщился, как-будто вслушиваясь. Дальше все завертелось, превратившись в ураган, где главными цветами оказались черное с алым. Черное от ворвавшегося внутрь вихря, переливающегося агатовыми перьями, а алое от, собственно, крови Хорберстайна.

Перья рассекали плоть как хорошо наточенная сталь. Ворон, как торнадо кружа вокруг моего бывшего куратора, напластал того кусками ветчины и развернулся к доктору. Хотя того уже не оказалось в кресле. Револьвер грохнул несколько раз, выстрелив в Абака, превратившегося в самого настоящего демона, покрытого кровью. Крикнула Ди, брошенная в сторону, а Шмурге, перехватив оружие в левую руку, правой знакомо хрустнул, создавая разовый портал. Ну, кто бы сомневался, что у самого настоящего германского резидента найдется что-то подобное.

Хотя уйти полностью у него не вышло. Мой саркастичный водитель-Ворон, сильно замедлившись после попаданий, успел махнуть крылом напоследок. Портал, сворачиваясь, донес до моих ушей рев боли доктора, а прямо на ковер шлепнулась его левая рука, отрубленная почти по локоть.

Чуть позже, истекая ею же, самой обычной красной кровью, туда осел Ворон. И уставился на меня блестящими глазами.

— Помираешь, Кроу?

Я чего-то там булькнул, понимая — смерть Хорберстайна никак не спасла меня от походя брошенного заклятья.

— А, — проворчал Абак, — наследство того демона никак не дает тебе умереть. Ты везучий сукин сын, Кроу. А я вот нет.

Да уж… Не знаю, что там было в пулях доктора, не знаю, как тот смог попасть в него, но из дырок текло не переставая.

— Жаль, — каркнул Ворон, — мир вокруг становится все красивее. Зато я уйду как воин, погибнув в бою. А не превращусь в пепел, воняющий векселями, банкнотами и чертовым капитализмом.

— Ди, — он скрипел все тише, — спаси этого дурака. Подтащи его ко мне, давай.

А?

Ди ухватила меня за пальто и послушно потянула по ковру. Боль проснулась, заставив кричать, но никого это не смущало. Ворон скрипел и булькал, истекая красным, но пока не умирал.

— Хочешь жить, Кроу?

Я моргнул, глядя на него с пола.

— Но в полиции тебе больше не работать. Никто, состоя в клане Ворона, не может работать в полиции.

Вот беда-то…

Абак макнул крыло в собственную кровь и мазнул перьями по моему лицу, что-то отрывисто кракая. Меня скрутило, боль прострелила насквозь и… И закончилась. Я даже смог сесть, ошалело смотря на эбеновый клюв и глаза, блестящие чуть слабее обычного.

— Запомни, фраер, — каркнул Абак, — такое прокатывает ровно один раз. Больше никто из моих тебя с того света не вытащит. Шаришь?

Я кивнул.

— Ну, живи, человек. Бывай.

«Лаки», из той самой пачки, что мне недавно зал именно он, пахла ошеломительно. Она пахла не только подкопченным табаком, фига. Она пахла самой жизнью и неожиданно стало сильно жаль из-за простой вещи: не предложишь ему сигаретку.

Потому что невозможно предложить закурить памятнику. Черному костяному памятнику, ведь именно в него превратился мой единственный знакомый Ворон.

Её ночь пахла опасностью, сталью и духами "Иранская яшма". Так себе аромат, если честно.

Но из-за него моя воняла кошками, улицей и десятой подряд "Лаки Страйк". И звучала саксофоном из вентиляции ночного клуба, на чьей крыше я ждал эту опасную чёртову суку. Я…

Я Алекс Кроу, детектив 13 участка Ночного Города, ждущий под дождем и в темноте суку, убивающую, когда звучит «Прогулка черной кошки». Я Лёха Воронин, попавший в другой мир, время и место, и просто пытающийся здесь жить. Пусть и не особо просто.

Да, я пока еще детектив, все верно. Надолго? Я не знаю.

Моросило. Неудивительно, это осень, пора привыкнуть, верно, дружок?

Внизу играл Луис, седой морщинистый чернокожий, любящий свой саксофон, бурбон и ночную жизнь. Скоро должны начать выступление «Моррис, Моррис и Мак-Кейн», отличная блюз-банда, переехавшая в Город из Орлеана. Ребята здесь уже второй месяц и каждую пятницу собирают полный зал, а «Прогулка чёрной кошки» стала настоящим хитом. Наверное, скоро стоит ждать пластинку с двумя белыми и одним чёрным лицом, на троих — пара улыбок и одна недовольная рожа. Мак-Кейн, вроде бы, никогда не улыбался.

Мы со Звездочкой, ждем другую черную кошку. Наша обожает гулять ночью. Каждая чертова прогулка заканчивается смертью, и, ну, вы знаете, не её. Давно стоит прекратить эти моционы, потому и приходится торчать здесь, под моросящим дождём, слушая пронзительную и рвущую душу музыку Луиса. Старый пердун на самом деле виртуоз, пользуется этим, катаясь как сыр в масле. Винченцо, хозяин «Вероны», понимает ценность древнего негра и платит даже больше, чем достаточно.

Луис подобрался к концу, саксофон, грешный, как жизнь его хозяина, плакал и смеялся. Звук идёт через вентиляцию, чуть дребезжащий и дерганый, совсем как переливающаяся лампами и красными бликами витрина салона приватных танцев «У Лу», напротив клуба. Пара ламп почему-то работают плохо, и красотка, смотрящая в ночь, как будто призывно подмигивает. Нет, детка, сегодня я не твой клиент. Но это так глупо и мило, что подмигнул в ответ.