Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

Наверное, я не самое упорное существо во вселенной. И мои убеждения действительно были поверхностны. Но с каждым словом, которое я слышал, мне становилось горше и горше. Я со многим был не согласен. И в то же время не мог не признать правоты в сказанном.

Внезапно я подумал: эти девушки, их же специально подобрали для нашего разговора. Именно из них будут выбирать тела для умерщвления после заката, если мне дадут еще одно возрождение. Каждая из них была молода и не заслуживала такой участи. Хотел ли я этого? До того, как узнал шушу и их истории, до моих прожитых жизней в их облике под маленьким солнцем и большой Луной я бы даже не задумался над подобным вопросом. Мне было бы все равно, кто умрет, чтобы я родился вновь. Теперь же… Я разглядывал их, и к моим прежним сомнениям добавилось еще одно. Почему они должны умереть из-за меня, моего поступка, кто определил, что именно они должны умереть, а не я? Но и настоящая смерть меня страшила. Говорят, что те, кто прошел по лунной дорожке и вернулся, смеются смерти в лицо. Я тоже мог бы рассмеяться, но не от храбрости, а от страха, чтобы спрятать его, перестать ощущать безысходность. И я боялся: за себя, за дочь, за длинношеих девушек мглу с большими глазами. Почему все время кто-то умирал, чтобы другие жили? Разве в этом была справедливость?

Стемнело. Солнце скатилось к самым вершинам барханов. Сознание сделало очередной выверт, и я вспомнил забытое: как появилось пространство, как время обрело свободу, глаза ежа пред тем, как его проткнул меч, как я оказался в Стеклянной пустыне. Я осознал, и понимание меня потрясло!

Голос продолжил говорить устами одной из девушек и одновременно ото всех сразу.

– … о Лабиринте. Считай его испытанием, которое ты не прошел, подвел себя, свою дочь, свою семью. Рарнэ, то, что ты видел, – это всего лишь дрема, навеянная аномалией. Рарнэ, очнись. Хватит держаться за грезы. Хорошо… Ты наконец-то пришел в себя. Мы до тебя достучались!!! Ничего не было! Вы никуда не ходили. Лабиринт невозможно пройти, ибо его нет. Мертвый город – как верхний, так и нижний – был разрушен давным-давно в результате мощного катаклизма. Вспоминай – ты участвовал в изучении причин Хрустального звона, блокировки душ шушу и сползания Артрии по спице Разлома. Ты вспомнил! Теперь ты понимаешь, что тебе привиделся не только Лабиринт, но и все те истории, которые якобы случились в Тритуге?! Да там сейчас и не до историй. Земли Тритуга накрыло пророчество: города пылают, шушу убивают друг друга в порывах бесконтрольной ярости, идет война всех против всех. Бессмысленная. Беспощадная. Мертвый город же – да, провалился… Но аномалии никуда не делись, они там, на дне котлована. Там тебя и нашли.

Я почувствовал дикий приступ паники. Как же так? Как можно так играть с памятью? И у меня не было якоря, чтобы зацепиться за одну из множества версий прошлого, разобраться в их хитросплетении.

– Но Тритуга существует? – полуспросил я; на мгновение захотелось услышать отрицательный ответ.

– Существует, – пронеслось в моей голове.

– И демиурги там властвуют?

– И демиурги там властвуют, – последовало подтверждение.

– Так почему мы не можем сделать шушу нашими союзниками? – закричал тогда я.

– Кубы Памяти отвергают шушу, – безапелляционно ответили мне, – а значит, их отвергаем и мы. Ты же… Ты будешь наказан изгнанием. Ты искал запретных ощущений, ты их получишь. Сегодня ты умрешь и в последний раз возродишься. После чего будешь лишен права на перерождение. Помни, тогда смерть придет к тебе уже не играть в игры. Береги себя. Пустыня выпустит, барханы расступятся. Ты изгоняешься из поселения. Тебя ждет периметр. Его страж встретит и объяснит твои новые задачи. Ты не нужен здесь, ты больше не нужен Общине.

– А как же Изильда? – не удержался я от вопроса и обернулся к дочери. Та уставилась на меня расширенными зрачками. Она не была со мной, она была рядом с ними. Она пришла с ними! Это было сродни предательству, это было очень больно. Но я тут же все простил. Я принимал любой ее выбор.

– Она останется здесь. Мы тоже умеем делать выводы и меняться. Она не пойдет по стезе своей матери… и отца.

– Но…

– Она не была с тобой в Лабиринте, как и ты не был там. И она будет наказана, по-другому, за то, что могла быть там с тобой. Решение принято и не подлежит обсуждению. Сейчас мы оставим тебя, прими свою смерть, закат уже наступил.

Длинношеие девушки мглу встали, а вместе с ними поднялась и Изильда. Вскоре я уже не мог различить ее силуэт; ее туника и волосы исчезли, темно-синий цвет кожи слился с черным. Девушки развернулись и пошли в сторону Кубов Памяти. Следы от их босых ног исчезали быстрей, чем они завершали следующий шаг. Мне захотелось пойти с ними, закричать, чтобы не оставляли меня здесь одного. Но я лишь опрокинулся вперед и набрал полный рот песка, порезав нёбо об осколок стекла.

В Стеклянной пустыне никогда не видно звезд и Луны, ночью в ней царят темнота и тишина. До тех пор, пока не приходят шакалы. Пришли они и в этот раз.

Сначала раздался высокий, скулящий вопль, который подхватил один, второй и уже много похожих голосов. Вопль становился то тише, то громче, то как плач ребенка, то как завывание бурана. И он приближался, пока из темноты не выскользнула тень с горящими глазами. Передо мной встал тощий, рыжий, почти золотистого цвета зверь – самец. К нему спустя мгновение присоединилась самка. Они чувствовали, что я при смерти, и осторожно обходили меня. Встать я не мог, закричать тоже. Сил не было, только слабость и страх.

Они напали, лишь когда я был готов принять смерть, в миг, когда воля оставила меня, и почти сам попросил: «Прикончи». И они, эта пара шакалов, быстро выполнили непроизнесенную просьбу. Последний стон, захлебывающийся вздох, и наступили те мгновения между точкой смерти и возрождения, когда можно подсмотреть, что же происходит там, на мосту. Подсмотреть, чтобы тут же забыть, вновь очнувшись в углублении, заполненном живой водой.

***

Он провожал меня вдоль кромки лесов Керады, изредка хлопая своими черными крыльями: больше Ангел, чем Хлыст, больше древний друг, чем новый враг. Он был единственный, кто не осуждал и кто до сих пор не отвернулся от меня. Мучитель, не испытывающий радости от пыток, садист, не понимающий, в чем смысл этого слова. И он был снова в своем неуловимом облике.

– Каково оно, быть смертным? – спросил я у него.

– С одной стороны, страшно и жутко, с другой – жизнь становится ярче, поступки осмысленней, последствия весомей. У тебя редко когда будет второй шанс, каждое прожитое мгновение неимоверно дорого и неповторимо. Ты будешь смотреть вперед и видеть вечность, но если оглянешься – ужаснешься кратковременности отпущенного бытия.