Рейчел Хартман - Серебряная кровь [litres]

Он непонимающе посмотрел мне на руку, а потом в лицо. В его выражении ничего не изменилось.

– Ты, наверное, ошибаешься, – сказал он. – Человеческий мозг производит поразительное количество ложных воспоминаний…

– У тебя извлекли память! – закричала я, объятая яростью и бессилием. – У тебя есть шрам. Я одна из вещей, которые у тебя забрали. – Я покопалась в памяти в поисках любых фактов, которые Эскар или кто-то из изгнанников рассказывали мне об изъятии памяти. – Ты принимаешь дестальцию?

Моя пылкость заставила его слегка отпрянуть назад.

– Да, но ты снова заблуждаешься. У меня сердечное заболевание, которое называется пирокардией. Когда я принимаю истинное обличье, мое сердце перегревается и загорается внутри меня. В человеческом теле это не так опасно, но все-таки меня может поразить инфаркт. Мне прописали дестальцию и стерли воспоминания о сердечном пожаре, потому что они были слишком неприятны.

– Раньше ты был музыковедом, – проговорила я. – Ничего об этом не помнишь?

Он пожал плечами:

– Я изучаю историю монашества. Ты явно меня с кем-то перепутала. – Он замолчал, как будто разговор стал слишком скучным, и он больше не хотел его продолжать. – Если это все, мне пора возвращаться.

А затем он ушел, взяв с собой фонарь. Я была слишком опустошена, чтобы протестовать.

В какой-то момент я уснула. Из объятий сна меня вытащил очередной стук в дверь. Я уткнулась лицом в перину. Стук не прекратился. Я понятия не имела, сколько сейчас времени, знала лишь, что я ужасно зла и страшно устала. Я вылезла из кровати и рывком открыла дверь. Вместо прежних ухмыляющихся стражников передо мной стоял седовласый поджарый мужчина, облаченный в ливрею королевы, с большим подбородком и шрамами от оспы на щеках. В свете фонаря он выглядел зловеще.

Он протянул мне скрученную записку, и я взяла ее дрожащими руками.

«Это Альберд. Ему можно доверять », – я узнала изящный почерк Глиссельды.

Значит, это был глухой охранник королевы, стоявший за ее спиной во время того неловкого чаепития в кабинете. У него были добрые глаза, напомнившие мне Недуара. И все-таки когда он жестом показал следовать за ним, я медлила. Наверняка здесь был какой-то подвох. Глиссельда не захотела бы меня видеть, только не после того кошмарного завтрака. Наверняка Джаннула снова что-то задумала.

Но это все равно было лучше, чем сидеть в заточении. Мне могла представиться возможность сбежать. Я неохотно вышла из комнаты и закрыла дверь.

Альберд протянул мне объемистый мешочек – из отверстия торчала рукоять короткого меча. Он повел меня по северному коридору, где в одной из стен находилась ниша со статуей королевы Радмунды. Альберд подошел к старой королеве и потянулся куда-то за ее спину. Узкая панель слева отскочила, не издав ни звука. Альберд обернулся ко мне и пошевелил своими кустистыми бровями. Мы спустились в темноту тайного чрева дворца.

Там не было ничего, кроме винтовой лестницы. Мы долго спускались и наконец оказались в сводчатом проходе нижнего подвала дворца. У подножия лестницы нас ждала юная королева с фонарем в руке. Она была в темной мантии, накинутой поверх сорочки.

Ее глаза покраснели – наверняка от слез, – а лицо было таким розовым, как будто она его тщательно оттирала. Она заплела волосы в простую косу для сна, но несколько золотистых локонов успели выбиться. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, которые показались мне вечностью. Мое лицо горело от стыда. Конечно, она страшно злилась на меня; я не знала, что сказать.

Прежде чем заговорить со мной, она жестами обратилась к Альберду. Тот ответил ей тем же, отсалютовал и стал подниматься по лестнице.

– Он так мне помог, – проговорила Глиссельда, повернувшись ко мне, и слабо улыбнулась. – Он тоже поддается обаянию Джаннулы – как и мы все, – но ей труднее манипулировать людьми, с которыми она не может общаться. Слава святым на Небесах, она не потрудилась выучить язык жестов.

Глиссельда замерла. В свете фонаря она походила на соборную статую. Меня охватило чувство вины.

– Мне так ужасно жаль… – начала я.

Она жестом остановила меня.

– Не переживай. Люсиан мне во всем признался. Я не возражаю – он мне как брат. Но мне нужно знать: ты тоже его любишь?

– Да, – полушепотом ответила я. Даже сейчас я не могла признаться ей в этом без ужаса.

– Значит, больше нечего сказать. – Ее улыбка погрустнела. – Люсиан победил. Да здравствует Люсиан.

Я уставилась на нее в недоумении. Она громко вздохнула.

– Знаешь, я ведь правда разозлилась – но это пошло мне на пользу. Ей так трудно противостоять, Фина! Я надевала маски и возводила стены, но ее влияние все равно проникало сквозь щели моей обороны. Но гнев окончательно сдернул пелену с моего разума, и я вдруг четко увидела жестокость Джаннулы. Так что он стал редким и прекрасным даром. А вчера вечером Джаннула привела сюда Орму, и я увидела, что она с ним сделала. – В голосе Глиссельды звучали слезы. – Фина, мне так больно за тебя. И я пришла, чтобы тебя освободить. А ты, в свою очередь, должна привести нам помощь.

Она помогала мне сбежать. Похоже, справиться со стенами замка Оризон было легче, чем с теми, что находились в моей голове.

Она протянула мне руку, и мы вместе пошли по извилистым проходам то на север, то на запад, по направлению к тайному лазу.

– Альберд пошел сторожить твою пустую комнату, – сказала она. – Потом его сменят другие стражники, но он будет носить туда еду. Не знаю, как долго мы сможем скрывать твой побег – максимум несколько дней, – так что тебе нужно действовать быстро. Освободи нас от нее. Эта война ужасна сама по себе, но Джаннула делает все еще хуже.

– Она рассказала Старому Арду про замысел Комонота, – сказала я, когда мы дошли до первой запертой двери. – Они отправили в Кераму подкрепление.

Глиссельда, пытавшаяся справиться с замком, печально усмехнулась:

– Я подозреваю, это она испортила переговорное устройство у меня в кабинете. Мы не связывались с ардмагаром уже несколько дней. Я постараюсь добраться до него через генерала Зиру, но, возможно, уже слишком поздно.

Мы молча прошли по веренице пещер, уже ощущая на щеках прохладный и влажный предрассветный ветерок. Глиссельда решила проводить меня до самого выхода. Когда мы добрались до последней пещеры, я сказала:

– Спасибо вам. И мне правда очень жаль.

– Пф, – фыркнула Глиссельда, отмахнувшись от моего извинения. – Только запомни, Серафина, хоть это ничего и не изменит: тебя спасла я, а не Люсиан. Этот глупый мальчишка сидит наверху в полной уверенности, что ему удается противостоять очарованию Джаннулы и что он может спасти ее – и тебя, и всех остальных, – если ему только удастся внушить ей благоразумие. Она использует лучшие наши качества против нас самих.