Александра Лисина - Мар. Меч императора

В какой-то момент мне даже подумалось, что холод — не что иное, как часть меня. Все то грубое, жестокое и злое, что успело во мне скопиться. Раньше я прятал его глубоко внутри. Долгое время он служил мне защитой. Но вот теперь крепость пала, запертый в глубине подвалов узник обрел свободу и вместо того, чтобы уйти, принялся вымораживать все, что его окружало.

Правда, если он надеялся, что сможет сбежать, сполна отомстив за долгое заточение, то он глубоко заблуждался. Помимо тех стен, что когда-то выстроил для него я, вокруг меня стояла еще одна преграда. Мягкая, плотная, как черное покрывало, но настолько надежная, что холоду нечего было и думать прорваться наружу.

Скорчившись внутри этой бархатной капсулы, я свернулся клубком и, уткнув подбородок в подтянутые к груди колени, тщетно пытался не дрожать, чувствуя, как по коже гуляет ледяной ветер. Мне было холодно… до боли… до крика… но в то же время и шевелиться я не хотел, потому что совершенно не был уверен, что смогу это сделать.

Сколько продолжалось это непонятное существование, сказать трудно, потому что в моей мягкой тюрьме не было ни света, ни тьмы. Ни дня и ни ночи. Только снаружи время от времени раздавался слабый гул, смутно напоминающий чужие голоса. А иногда по поверхности кокона пробегали разноцветные искры, которые я скорее чувствовал, чем по-настоящему видел. Следом за ними всякий раз приходило ощущение, что рядом кто-то есть. Кто-то большой, теплый и важный.

Мне было интересно до него дотронуться и позвать, но говорить я не мог, а разогнуться и протянуть руку не получалось. Что-то не пускало. Туда. К тому непонятному существу, которого я чувствовал почти постоянно. Поэтому я засыпал. Через какое-то время снова просыпался. Вяло воевал с поселившимся во мне холодом. Настойчиво искал того, второго, который помогал мне не чувствовать себя одиноким. Успокаивался, когда все-таки его находил. И, в общем-то, ни к чему иному не стремился. До тех пор, пока вместо огоньков на поверхности капсулы не увидел красивые разноцветные нити.

Это было как озарение. Вспышка. Всплывшая со дна затуманенной памяти подсказка. Увидев, как слой за слоем внутри окружающей меня преграды проступают загадочные ниточки, я все чаще испытывал желание к ним прикоснуться. И все чаще раздумывал, как это сделать.

Задача осложнялась еще и тем, что сложенные на груди руки упорно не желали разгибаться. Капсула, в которой мне с каждым днем все труднее было находиться, казалась слишком тесной. Ее стенки постепенно сжимались, обволакивая, поглаживая меня, как живые. И от этого становилось неприятно. Хотелось оттолкнуть подальше эту липнувшую к коже бархатистую дрянь. Встать. Отряхнуться. И сбросить наконец с себя чужую шкуру.

Сколько я боролся, чтобы от нее избавиться, тоже не могу сказать, но, судя по тому, как я устал, длилось это довольно долго.

Потом я в который раз уснул. Проснувшись, снова взялся за старое. И в какой-то момент обнаружил, что нити, словно живые, пытаются от меня убежать. Мягкие стены при любой попытке до них дотянуться, мгновенно ускользали, изгибались, отшатывались.

Сперва это раздражало. Потом уже просто злило. И в какой-то момент я до того рассвирепел от их упрямства, что непроизвольно рыкнул про себя:

— «А ну, вернись!»

И нить неожиданно вернулась. Гибкая, смиренная, послушная, словно устыдившийся мимолетного испуга преданный пес. Прильнув ко мне и обвив зеленоватой ленточкой мои руки, она замерла, подарив странное, полузабытое, но приятное чувство насыщения. А вместе с ним и холод заметно притих, что наполнило меня совершенно новыми ощущениями.

С тех пор я не отпускал спасительную ниточку ни на миг, ощущая, как постепенно оживаю и словно рождаюсь заново. С ней было хорошо, тепло, уютно. Но вместе с тем появилась и потребность двигаться дальше.

Что значит, куда?

Вперед, за стены! Туда, где все яснее проступали очертания незнакомого помещения. Где все это время находился тот непонятный второй, которого следовало наконец увидеть. Откуда все явственнее доносился низкий, порой даже вибрирующий гул. И где все четче звучали звуки… позвякивание, постукивание, дребезжание и голоса… гулкие, порой едва различимые, но самые настоящие голоса, которые со временем тоже стали казаться смутно знакомыми.

Раздумывая, как выбраться, я начал постепенно вспоминать и другие вещи. Я снова узнал, что такое «дом», «дружба», «предательство». В затуманенной памяти то и дело всплывали цветные картинки. Сначала я плохо понимал, что они означают. Но затем они начали связываться в уже более понятные цепочки событий. А когда в моей памяти всплыло первое имя… я понял. Вынырнул из глубокого забытья. Еще чуть позже окончательно вспомнил, кто я и кем недавно был, а затем в панике завертел головой и обнаружил себя плавающим в каком-то закрытом скафандре… признаться, меня обуял животный страх, стремительно перетекающий в такой же звериный ужас, и я забился. Замолотил непривычно длинными лапами. Вцепился когтями и зубами в осточертевшие стены. Сдуру вытянул из них всю энергию. И, совершенно неожиданно их прорвав, вывалился наружу, задыхаясь и кашляя, как впервые увидевший свет младенец.

Стремительный и чересчур резкий переход от теплой колыбели к слепяще белому свету и обжигающему холоду, с которым мои прежние ощущения и близко не стояли, оказался на редкость болезненным. Я грохнулся с приличной высоты, больно ушибив коленки и локти. Перекатился, гремя костями, как недоделанный зомби. Затем застыл, лежа в громадной и склизкой луже. Чувствуя себя какой-то чудовищной, неуклюжей и гадкой личинкой, попытался приподняться, но понял, что не смогу этого сделать, и снова рухнул в липкую слизь.

Господи, да что же это такое?! Кем мне не повезло стать на этот раз?! Громадной гусеницей? Разумным осьминогом? Вонючей медузой? А может, и впрямь богиня Рам отправила меня за непокорность в тело какого-нибудь свеженького зомби?

«Только не это!» — в панике подумал я, судорожно пытаясь вытереть с лица липкую слизь. Но не преуспел. Лишь перепачкался еще больше. Зато смог с высокой степенью вероятности определить, что и руки, и ноги у меня все-таки были.

Значит, человек…

«Ну ты и шутница, Рам, — выдохнул я, ползая в вязкой слизи и безуспешно пытаясь подняться. — Если еще окажется, что и мир другой… знаешь, у меня появятся к тебе претензии!»

Кое-как, с грехом пополам, я все же поднялся на четвереньки и с трудом, на ощупь, пополз куда глаза гля… в смысле, не глядят. Практически сразу же стукнулся лбом обо что-то твердое. Услышал раздавшийся наверху звон пробирок. Ощупал непонятную преграду, оказавшейся на поверку ножкой самого обычного стола, и облегченно выдохнул: лаборатория… то есть, о разумных медузах можно уже не думать. А вот вариант с зомби, если честно, стал казаться все более реальным.