Оксана Глинина - Янтарь на снегу

— От твоего хохота и мертвые скоро поднимутся, — продолжал неохотно бурчать Легарт. — Ну, кого хочешь осмотреть вначале?

Тела Ренаты и наемницы лежали на соседних каменных возвышениях. Хладные тела в слабом свете свечи казались спящими. Только лица не отражали безмятежности, застыли с отвратительными гримасами, будто до сих пор женщин мучили страшные корчи. И этот запах. Сладковатый запах разлагающейся плоти. Мне, в отличие от Легарта, доставшего платок, пропитанный пахучими маслами, и прижавшего его к носу, такие изыски были не к чему. И не такое учуешь, пока по деревням целительницей походишь.

Я обошла ложе тетки и, перехватив свечу из рук кузена, наклонилась над обезображенным телом. «Опять я рядом с тобой — так близко, как не мечтала никогда в жизни». Сосредоточиться на ране, не смотреть на лицо.

Слабый язычок огня вздрагивал и плясал от малейшего вздоха, в складках и морщинах шеи тени образовали вьющийся узор, будто отпечаток от затянутой веревки.

— Кхм, рана… Края ровные, клинок с односторонней заточкой, как и полагается румерийскому кинжалу. Лезвие рассекло артерию, как ты и говорил. Судя по ширине раны, острие почти достигло позвоночника… удар нанесли сзади…

— Откуда ты так много знаешь про колотые раны? — искренне удивился Легарт.

— Поработал бы в монастыре на кухне, в мгновение ока научился бы отличать мастерский удар вайдила Фьерна, заколовшего свинку к столу, от многочисленных неглубоких, но болезненных ран, нанесенных бедному животному вайделой Ингельдой, которая умудрялась при этом скакать на своей жертве верхом и визжать, что рахана… Но это только в случае отлучки вайдила. Несчастное животное умирало скорее от страха, чем от потери крови и ран.

Кузен поежился:

— Ну и нравы у вас в обители.

Я молча перешла к смертнице. В отличие от тетки, все еще облаченной в расшитое жемчугом платье, в котором она ввалилась в мою комнату, гильтинийка лежала в груботканом исподнем рубище. На посеревшей коже все еще были видны следы черных рун. Главное, постараться не касаться их. Ужасающий зев раны открылся передо мной во всей красе.

— Подойди-ка сюда, братец!

Леграт склонился над телом убийцы. Я зашептала:

— Смотри: края раны неровные, словно лезвие было змеящимся. Она не нанесла бы себе такой удар, разрез был бы косой, слева направо, так как тетке нож воткнул явно правша. А тут — удар спереди, четкий и резкий. И если мы исключаем меня как виновницу проникновения в Ренату румерийской стали, на вашем месте я бы искала в замке еще одного убийцу.

— А почему ты шепчешь мне все это на ухо? — Кузен выпрямился и накрыл холстиной искаженное болью лицо наемницы.

— А потому что, как учила нас вайдела Беата, у каждой стены есть уши. А в этом замке, судя по последним событиям, уши эти размером с королевское блюдо, на котором подают целиком зажаренного тура.

— Мы незамедлительно обсудим это с канцлером. — Воодушевленный Легарт готов был бежать вприпрыжку. — Не будь ты девушкой и будущей невестой короля — рекомендовал бы тебя в дознаватели!

Я тяжело вздохнула:

— И без меня обойдетесь. А теперь, дорогой кузен, проводи меня до моих покоев. И, боюсь, тебе придется подставить мне свой мужественный локоть, ибо силы совсем оставили меня из-за многочисленных приятных встреч и столь бурного внимания к моей персоне.

Я с трудом открыла дверь и шаркающей, а совсем не плавной лебяжьей походкой, вошла в комнату. Людя, стоявшая у окна, всплеснула руками и, обняв за плечи, усадила меня на кровать.

— Где же ты так долго была? Я уж думала, не кинули ли тебя в темницу?!

Одного взгляда на ее бледное лицо хватило, чтобы почувствовать неподдельные тревогу и заботу. Я слабо улыбнулась:

— Сначала состоялась приятная встреча с господином Вардасом, на которой из меня разве что раскаленными клещами не вытягивали правду о случившемся, которой я не знаю. А потом и вовсе…

Глаза моей подруги, еще мгновение назад полные слез, блеснули праведным гневом, а кулаки сжались так, что выступили синеватые вены.

— Эх, была бы я там, все патлы у твоего господина Вардаса повыдергивала бы!

Я критически осмотрела Людвику: роста ей явно не хватило бы, чтобы добраться до черных волос канцлера, а вот решимости поставить перед ним для этой цели лестницу или стул — вполне!

Я обняла Людю, ища в этих объятиях тепла и защиты, чего-то родного.

— Людя, Людя, что бы я без тебя делала — ума не приложу!

— Как есть пропала бы! — серьезно ответила она и обняла меня в ответ.

Майло рассматривал девушку, сидящую перед дознавателем Ортисом, которому было решено доверить проведение даже не допроса, а, скорее, беседы частного характера. Умом все прекрасно понимали, что Гинтаре Браггитас вряд ли одурманила половину обитателей замка, заманила тетку в свою комнату и там хладнокровно зарезала. Глупее ситуации не придумать. Но стоявший за всем этим не прогадал в одном — теперь репутация девушки, которая и так являлась отщепенкой в обществе, была окончательно изгажена. Если бастардство имелась возможность хоть как-то принять, ведь и король тоже являлся незаконнорожденным, то представить убийство тетки как нечто из разряда новомодных тенденций в обществе — не получится. Расчет грубый, но верный. Только вряд ли такие хлопоты затевались, чтобы испортить девушке жизнь при дворе.

Во-первых — это удар по репутации одной из названных оракулом невест. А значит, кто-то явно рассчитывал, что таким образом уберет конкурентку. Уж не Дардас ли тут постарался? Очень даже может быть.

Во-вторых, убрали Ренату — ненужного свидетеля. С появлением Гинтаре в столице она стала опасной. Впрочем, анатомисты доказали, что в момент, когда в шею леди Лаускалитас воткнули нож, она была мертва, но людям рты не заткнуть — челядь быстро разнесла новость о мести бастардки, которую убитая изводила в детстве.

В-третьих, стоявший за всем этим утер ему — самому верному соратнику короля — нос. Это же надо, во все питье насыпать этой гадости, еще и дозу рассчитали так, чтобы никто не умер! Хотя «эльфийский сон» убивает медленно, очень медленно.

И еще, если кто-то боится появления дочери Инге при дворе, значит ли это, что существует то, чего сам Вардас о девушке не знает? Это нравилось меньше всего.

Инге…

Счастливые минуты детства всегда ассоциировались с последней зимой в Вардаритасе. С Гердой и… с ней.

Наверное, по-своему в детстве он был влюблен в нее. Только из-за нее мечтал стать воином, чтобы спасти подругу сестры от воображаемого дракона. Ирония заключалась в том, что он и правда стал воином, но Инге от всех драконов мира спасти не смог, как не сумел спасти Герду. Никто не смог. Рана от воспоминаний была слишком свежа и болезненна, чтобы просто отмахнуться. Он пытался вывезти Инге из Латгелии несколько раз, в первый раз она не смогла из-за своего положения, а во второй просто не успел. А девочку найти не получилось. Теперь стало понятно, что это козни Ренаты — вот злобная ненасытная тварь! Только тварь эта утащила за собой в Навь массу тайн. Такой, как она, заказана дорога в Клаусас.