Евгений Гаглоев - Восход багровой ночи [litres]

– Стащил у Аскетилла, он дрыхнет в каморке наверху… – Вернер бухнулся на колени и начал подбирать ключ к замку на цепях Тимофея.

– Тебя за такое по головке не погладят, – прошептал Зверев, наблюдая за его действиями.

– Теперь уж точно, – кивнул Вернер. Перебрав несколько ключей, он наконец отпер замок. – Но если и Альф здесь, все равно бежать придется всем вместе.

– Волки нас без труда выследят, – сказал его брат.

Вернер уже возился с замком на цепях Сергея.

– Если только нам не поможет Королевский Зодиак, – ответил Тимофей, массируя свои запястья.

– Опять ты о них? – помрачнел Альф.

– А у вас просто нет другого выбора. Сейчас они – наша единственная защита от Корфа и остальных. Отец не даст нас в обиду.

– Но как мы выберемся из этого проклятого мира? – поинтересовался Сергей.

Вернер отомкнул его замок, цепи свалились на пол, и Бельцев едва не упал на них сверху. Он тоже энергично принялся растирать затекшие руки и ноги.

– Только Саяна может открыть портал, – сказал Альф, глядя, как Вернер подбирает ключ к его замку. – Но она ни за что не согласится помочь нам.

– А кто станет спрашивать ее согласия? – угрюмо спросил Тимофей. – Отправимся к ней прямо сейчас. Она не посмеет отказать!

Когда Владимир Мезенцев и Виктор Шилов приехали в «Полуночный экспресс», Доминики Поветрули там не оказалось. Федор сообщил им, что рабочий день давно закончился и она уже ушла. Пришлось Мезенцеву отпустить Виктора в участок и отправиться к Поветруле домой.

Доминика жила в современном одноэтажном коттедже из красного кирпича неподалеку от здания городского вокзала. Дом окружал небольшой уютный дворик, по периметру которого росли плодовые деревья. Многие жители Клыково разбивали у своих домов клумбы и овощные грядки, но во дворе Доминики росла лишь аккуратно постриженная газонная травка. Хозяйка не увлекалась огородничеством, двор ей был нужен исключительно для отдыха. Это подтверждали небольшая беседка с мангалом и пара плетеных кресел на лужайке, бережно укрытых от дождя пластиковой пленкой.

Доминика отперла дверь почти сразу же, едва шериф нажал кнопку звонка, но, увидев Мезенцева, растерялась.

– Вы?

– Простите, что без предупреждения. Я видел вас у дома Белобровой, вы были сильно чем-то расстроены.

– Пустяки, – отмахнулась Доминика. – Мы с Татьяной никогда особо не дружили. Она любит выводить людей из равновесия. А вы с какой целью к ней ездили?

– Я все знаю об Олесе, – напрямую сказал Мезенцев.

Он заметил, что Доминика сразу напряглась. Ее взгляд испуганно заметался по сторонам.

– Как я вижу, вы тоже в курсе? – спросил он.

– Еще бы, – устало сказала Доминика. – Ведь она и меня винит в смерти дочери.

– А вы-то как в этом замешаны? – удивился шериф.

– О… – Поветруля осеклась. – Я думала, местные кумушки вам уже все разболтали.

– Предпочитаю слышать все из первых уст, – уклончиво ответил Владимир, не сводя с нее глаз.

– Проходите, – посторонилась Доминика, впуская его в дом. – Не стоит торчать на пороге. Вы ведь подозреваете, что Татьяна причастна к этим убийствам?

– Вы о братьях Патимовых? Да, я в курсе.

– И вы правы, шериф. Это ее рук дело!

– Но я пока не понимаю, как именно она их уничтожила.

– Я приходила к ней… Пыталась вымолить прощение. Но она непреклонна и всегда была такой. На протяжении всех этих лет.

Шериф прошел в уютную гостиную и сел на свободный стул. Доминика вошла следом и прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди.

– Вас напугала записка, которую мы нашли в доме Ярослава Патимова, – констатировал Мезенцев.

– Это было неожиданно, – не стала отрицать Поветруля. – Нас с братьями Патимовыми кое-что связывает. А надпись «Ты следующий!»… Уже тогда я почувствовала опасения… И как в воду глядела!

– Что вы имеете в виду? – не понял шериф.

Доминика выдвинула верхний ящик стола и положила перед Мезенцевым записку, написанную тем же почерком, что и записка Патимову. Владимир изумленно на нее уставился.

– Это доставили мне почтой, – мрачно сообщила Поветруля. – Сегодня утром, в редакцию. Значит, убийца явится сюда сразу после наступления темноты. Уже совсем скоро.

– И вы не боитесь?

– Смеетесь? Я же не полная дура. Конечно, мне страшно!

– И вы сидите здесь и ждете прихода ночи? На вашем месте любая другая женщина уже уехала бы из города.

– У меня есть охотничье ружье и патроны к нему. О, не делайте такие глаза, шериф! Разрешение на его хранение у меня тоже имеется!

– И вы умеете им пользоваться?

– Сто лет уже не пользовалась, – призналась Доминика. – Но старые навыки так просто не забываются. Я долго боялась Белоброву, но теперь хватит. Пора дать отпор этой хладнокровной стерве!

– Почему вы боитесь ее?

– Все очень просто, шериф. – Доминика хмуро на него взглянула. – Я долгое время встречалась с ее мужем. У нас с Сергеем был тайный роман.

– Вот как… – удивленно протянул Мезенцев.

– Он начался еще до их свадьбы. Белобров иногда приходил ко мне… Татьяна прекрасно все знала и всегда закрывала на это глаза. Но однажды мы большой компанией поехали на турбазу. Сергей взял с собой жену и падчерицу… Мы веселились, время было позднее. Татьяна пошла спать, а мы с Белобровым отправились на берег озера, чтобы немного отдохнуть от толпы. Его приятели, братья Патимовы, решили отправиться на ночную охоту. А Олеся… Никто не знал, что она вышла из номера. Никто не видел, как она отправилась в лес. Зашла девочка очень далеко… Пьяные Патимовы случайно приняли ее за оленя. Ужасная трагедия. Позже Татьяна обвинила во всем нас. Недосмотрели, отвлеклись… Да, мы виноваты, этого я не скрываю. Но уже три года прошло!

– Борис Макарский замял это дело?

– Вы очень проницательны. Старый шериф тоже водил дружбу с мэром Белобровым, их многое связывало. Да, дело не придали огласке. Девочку уже не вернуть, а в инциденте были замешаны высокопоставленные лица. Но Татьяна ничего не забыла… А знаете, – Доминика села на стул рядом с шерифом, – возможно, сейчас я скажу ужасную вещь, но Олеся была очень странной девочкой. Многие обитатели дома Белобровых ее побаивались, об этом мне рассказывал сам Сергей. Мрачная, замкнутая, нелюдимая… Все начинали нервничать в ее присутствии. Я знала ее не так хорошо, но даже у меня она вызывала дрожь. Казалось бы, маленькая девчушка, но у нее был такой тяжелый, пугающий взгляд – как у голодной рептилии. То сидела спокойно, то вдруг начинала вопить без всякого повода. Сторонилась людей, вечно пыталась уйти от всех подальше… Она любила только свою мать, а больше никого к себе не подпускала. Немудрено, что, когда она погибла, люди почувствовали некоторое облегчение. Наверное, вы считаете меня монстром за такие слова?