Надежда Попова - Тьма века сего (СИ)

— Я сбегаю взглянуть? — предложил Мартин.

— Если там проблемы — разберутся без тебя, — возразил Курт, раскладывая и заряжая арбалет, — если проблем уже нет — вскоре узнаем, что случилось. Если проблемы серьезные — они придут сюда сами.

Стриг не ответил, нетерпеливо переступив с ноги на ногу, как охотничий пес, которому воспретили броситься на добычу, и замер, вслушиваясь. Злобный крик тоже смолк, и в просвет промеж шатров было видно, как пробежали в сторону лазарета легионеры, оставленные для охраны лагеря; фон Берг переглянулся с охраной, что-то коротко приказал, метнулся в шатер и тут же вылетел наружу, пристегивая на ходу ножны.

В тишине протекла минута, вторая…

Наверное, Курт успел бы среагировать. Возможно. Странная, необъяснимая способность чувствовать опасность затылком, в которой конгрегатские спецы даже пытались найти нечто сверхобычное, но так и не нашли — эта способность почти никогда не давала сбоев.

Почти.

Дала ли сейчас, он не успел сообразить, не успел понять, что случилось раньше — он сам почувствовал за спиной нечто , или так ему показалось, когда увидел глаза Мартина. В любом случае — стриг успел первым, оказавшись там, за его спиной, раньше, чем он сам успел обернуться. Мартин сбил наземь что-то похожее на человека, ударив мечом вдогонку и пригвоздив к утоптанной земле; человеческое подобие завыло, но не болезненно, а раздраженно и словно обескураженно — так, бывает, начинают выть и кричать сумасшедшие, которых изводят пакостники-мальчишки на городских улицах. Человеческие руки потянулись вперед, потом схватились за клинок, пытаясь вытащить из себя, и из порезанных пальцев засочилась кровь — вязкая, темная, похожая на загустелые чернила. Вокруг, точно смрад, разлилось ощущение безысходности, ужаса, отчаяния, вползая в душу, скручивая нервы, сковывая тело…

Курт, очнувшись, всадил стрелу в лоб — в упор, и вой превратился в булькающий хрип, но одна рука человечьего подобия все так же тянула из себя засевший в теле клинок, а вторая выбросилась вверх, пытаясь схватить Мартина. Тот саданул кулаком в перекошенное лицо, превратив его в смятую тыкву, потом выдернул меч и ударил, как пришлось — поперек все еще копошащегося тела, и еще раз, и еще, кроша хрипящее существо на ломти…

Человеческое подобие перестало хрипеть и содрогаться, лишь когда клинок перерубил горло, почти отделив от тела голову, и Мартин отпрянул, хрипло и мелко дыша, все еще держа оружие наготове и не сводя глаз с того, что лежало на земле в двух шагах от шатра. Несколько мгновений протекли в молчании, и лишь поняв, что изрубленные руки больше не тянутся, не пытаются ухватить, стриг медленно поднял взгляд, встретившись с Куртом глазами.

— Они пришли, — констатировал очевидное он, и Курт кивнул, выдернув стрелу и тоже сделав шаг назад:

— Похоже на то.

— Тревога на поле…

— Да.

— Вот только здесь им противостоять почти некому. Обоз, сестры…

— Не вздумай.

— Я могу успеть и туда, и…

— Мартин! — жестко оборвал Курт, повысив голос, и тот осекся, глядя почти с отчаянием. — Мартин, — повторил он с расстановкой чуть тише, но все так же твердо. — Нельзя. Спасти. Всех. Кем бы ты ни был. Всегда придется выбирать. Сейчас, здесь, самая большая ценность этого лагеря и этой армии — в этом шатре. Если что-то случится с Альтой — Бог весть, что случится с Императором, а если что-то случится с Императором — я с большой долей верности смогу предсказать, что случится с Империей. Твое место здесь.

— Но там…

— Я один не справлюсь.

Мартин осекся, оглянулся назад — на не видимый отсюда центр огромного лагеря, и снова переступил с ноги на ногу.

— Ты не один, — кивнув ему за спину, возразил стриг; Курт обернулся, окинув взглядом лица конгрегатских стражей, явно смущенных и злых на самих себя за свое замешательство в этой короткой стычке…

— Ты серьезно? — вздохнул он, снова обернувшись к Мартину, и тот поджал губы, опустив взгляд на останки существа на земле. — Ты один стоишь всех нас. Нельзя спасти всех. Но можно многих. Даже если иногда кажется, что спасаешь одного.

За шатрами снова закричали, Мартин дернулся, сделав шаг в сторону, и остановился, нетерпеливо перебирая пальцами на рукояти.

— Похоже, пока нападают поодиночке, — сказал кто-то из стражей; Курт не ответил, снова молча заряжая арбалет.

«Пока»… Разведчики говорили «они идут группами». Значит, и в самом деле «пока»…

Крик прозвучал с другой стороны, ему отозвался еще один — впереди, но шатры и палатки вокруг заграждали обзор, и увидеть, где и что происходит, было невозможно. Крики множились и становились громче, истошней, им вторили выкрики — злобные, испуганные, призывные…

Из-за шатра одного из епископов вымахнула человеческая фигура, покрытая свежей кровью — странно изломанная, будто старая марионетка, но двигалась она стремительно и проворно; епископские бойцы отшатнулись от солдата лагерной стражи, один из них упал, глухо закричав, попытался отползти в сторону — и не смог: руки его дрожали, отказываясь держать тело, и он упал лицом в землю, уже не пытаясь подняться. Еще один выронил меч и просто осел наземь там, где стоял, будто невидимый враг ударил его под колени, и отсюда было видно, как он жадно хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Остальные набросились на внезапного гостя нескладно, вразнобой, точно и не бывало выучки, за которую их и ценили, за которую они и получили свой шанс угодить на столь достойную службу — точно толпа новобранцев вдруг очутилась на месте бывалых воинов и первосортных телохранителей…

— Сзади! — крикнул Курт, еще толком сам не успев сообразить, что или кто появился за спинами конгрегатских стражей, лишь ощутив, как опять накатило то чувство отчаяния и страха, лишь увидев краем глаза мелькнувшую тень.

Выстрелить не получилось: боец стоял прямо на пути, и Мартин снова успел первым, но на сей раз и стражи не поддались растерянности и оторопи, и в высохшего, как мумия, человека в грязной выгоревшей крестьянской одежде вонзилось сразу четыре меча.

Слева возник чей-то силуэт, и Курт ударил арбалетом, не глядя — со всей силы, тут же отступив и едва успев увернуться от скрюченных пальцев. Уши заложило от взбешенного воя, у самых глаз возникло тощее лицо и оскаленные зубы, цепкие пальцы ухватились за рукав фельдрока…

Огромная серо-бурая тень мелькнула перед глазами, и тощее лицо исчезло.

Курт пошатнулся, выронив арбалет и едва не полетев вслед за цепкой тощей рукой, Мартин ухватил его за локоть и рванул на себя, чуть не вывернув сустав, серо-бурая тень подмяла воющее существо, придавив к земле; короткий рык, хруст — и вой прекратился, а в сторону лениво, точно набитый перьями мяч, откатилась оскаленная человеческая голова. Тень метнулась влево, повалив наземь мумию в крестьянской одежде вместе с двумя стражами, утробно рявкнула, клацнула и, отскочив, размашистыми прыжками понеслась к епископскому шатру. Упавшие стражи вскочили на ноги, глядя на мумию у своих ног; голова болталась на тонком куске кожи и мяса, еще миг высохшие пальцы скребли по земле, пытаясь нащупать опору, и мумия затихла.