Надежда Попова - Тьма века сего (СИ)

— Матушка Урсула… больна, — с заметной запинкой отозвалась вторая собеседница. — Ей сегодня… нездоровится, и она… лежит.

— Что-то серьезное?

— Нет, просто… просто нездоровится.

— И где она «лежит»? Какая из этих халуп — её?

— К ней нельзя, майстер инквизитор, — почти с испугом замотала головой женщина, и Курт с подчеркнутым удивлением поднял брови?

— Вот как? Она в непотребном виде? Вся изранена и одета в одни бинты? Она без сознания?

— Что вы, нет!

— Стало быть, я хочу знать, где ее жилище. Это глупо, я ведь все равно ее найду, здесь чай не Кельн и не Рим, но мне попросту лень заглядывать в каждую конуру подряд. Однако если вы не ответите — именно так и придется поступить. Так где она?

Женщины переглянулись, тут же отведя друг от друга взгляды, и обе разом молча указали на одну из халуп. Курт подчеркнуто любезно улыбнулся и, все так же нарочито учтиво поблагодарив, двинулся к двери, сооруженной из каких-то палок и ткани.

Урсула лежала на вполне пристойного вида постели на боку, подтянув к лицу колени, завернувшись в застиранный, но чистый плед по самые глаза, и взгляд, поднявшийся на вошедшего майстера инквизитора, был болезненным и усталым. Курт остановился, оглядевшись; небольшое окошко в стене напротив хорошо освещало это более чем скромное обиталище, позволяя увидеть, что вещей здесь почти нет — кроме лежанки, лишь какой-то короб у изножья и тщательно выстиранные тряпицы на протянутой под потолком веревке.

— Понятно… — пробормотал Курт, потянув носом, закрыл за собою подобие двери и сделал еще шаг внутрь жилища. — Первый день?

— Второй, — едва слышно отозвалась Урсула; вздохнув, стянула плед с лица и вяло кивнула на короб: — Садитесь, майстер Гессе. Вы же о чем-то важном пришли говорить, раз сюда вошли.

Он кивнул, осторожно усевшись, и окинул оценивающим взглядом бледное лицо блюстительницы паломнического быта.

— У моей дочери тоже проходит тяжело, — заметил он, и Урсула заметно смешалась, отведя глаза и смущенно скосившись на сохнущие тряпицы в углу. — Но какие-то настойки ей помогают; она не скачет козочкой, само собою, но хотя бы не лежит трупом.

— Ваша дочь врачевательница?

— Да, и неплохая, должен заметить… Мне говорили — ты травница. Неужто врач не смог исцелить себя сам?

— Какая я травница, — тяжело вздохнула Урсула, поморщившись, и обхватила колени руками под пледом. — Знаю что-то, и все. Просто эти люди — они вообще ничего не умеют и не знают, а я — хоть что-то, вот они и сочли, что я такая мудрая… А вам она не говорила, что за травы использовала?

— Говорила, но я забыл, — с сожалением вздохнул Курт. — А если откровенно — как-то и не пытался запомнить: не думал, что мне это знание однажды может пригодиться.

Урсула тихо хихикнула, болезненно скривившись, и тоже вздохнула, тут же посерьезнев:

— Как я поняла, вы пришли спросить о Густаве, нашем друге, который пропал?

— Да. До той минуты, как я сюда вошел, я полагал, что тебе известно более, нежели прочим.

— Как видите, нет, майстер инквизитор, вчера и сегодня я отсюда выхожу только… по неотложным причинам, мне даже еду приносят прямо в постель. Стоит подняться — боль адова и голова кругом… О том, что Густав решил уйти, мне самой сказали этим утром.

— «Решил уйти»?

— Полно вам, а что же еще? Предел, вот куда он направился. Как и другие до него. Они не хотят ждать.

— Не могу сказать, что я их не понимаю, — пожал плечами Курт. — Если б я рванул куда-то за чудесами, бросив всё и всех, я бы этого чуда хотел получить как можно больше и как можно скорее, а не сидеть в лесу в его ожидании невесть сколько.

— Вы говорили с Густавом перед тем, как он ушел?

— Я? — не пытаясь скрыть удивления, переспросил Курт. — Я даже его имя узнал только сегодня и никогда его не видел.

— Вы сейчас его повторили, — печально пояснила Урсула. — Прямо вот почти слово в слово.

— А с тобою он говорил?

— Перед тем, как уйти? Говорил третьего дня… Но мне тогда и в голову не приходило, что он вот такое выкинет, он часто со мною говорил о Пределе, о том, что мы давно ждем, что надо как-то действовать и что-то делать… В этот раз он хотел обратиться к вам, майстер Гессе.

— Ко мне? С чего вдруг?

— Ваша слава, — вздохнула Урсула и снова поморщилась, понизив голос и явно продолжая через силу: — Вы стольким знамениты. И он решил, раз вы здесь, значит, знаете, что делать. И вы можете раскрыть тайну Предела. Он даже считал, что именно вы можете повести нас туда.

— Quam belle [75] Как мило (лат.). , — пробормотал Курт, покривившись. — Кем только быть не доводилось, но предводителем еретиков еще ни разу.

— Зачем вы так, майстер Гессе…

— Предпочитаю честность, — коротко отозвался он. — Уж не знаю, насколько справедливо твои здешние друзья полагают тебя мудрой, но что ты не дура — очевидно, и эти ваши поиски чуда твой разум явно затмили не всецело. И уж ты-то должна понимать, что я и мои сослужители здесь не только лишь из-за Предела, и сегодня мы с тобою обсуждаем твое здоровье и женские проблемы, а завтра, быть может, я буду тебя допрашивать и подписывать обвинение. Все зависит от того, что я тут увижу, услышу и найду.

— Мне бояться нечего, — с нескрываемой обидой отозвалась Урсула, снова закутавшись в плед каким-то детским порывистым движением. — И никто здесь в мыслях не имел идти против основ веры, против Церкви и Бога. Зачем вы все это говорите, майстер Гессе? Хотите напугать, чтобы заставить быть честной? А просто задать свои вопросы не хотите попробовать, а вдруг я и так буду отвечать честно? Или хотите напугать, чтобы мы разбежались отсюда?

— Это было бы идеально, но не с моим счастьем, — отозвался он и кивнул: — Хорошо. Я буду просто задавать вопросы. О чем Густав говорил с тобой перед своим исчезновением, кроме идеи поставить меня во главе для похода в Предел?

— О том же говорил, о чем и прежде. Что ему прискучило обитать в этом лесу, что нельзя ждать вечно, что мы, сидя здесь, «не холодны и не горячи», что «вера без дел мертва»… Но я не думала, что он уйдет сам, он не в первый раз заводит такие беседы, и не только он. Если б я хотя бы заподозрила такое — я бы пересилила себя и была рядом с ним, удержала бы его, я…

— Если ты решила, что я подвожу к мысли, будто это ты виновата в его поступке, это не так.

— Но я виновата, — тяжело вздохнула Урсула, внезапно растеряв всю свою обиду. — Должна была увидеть, что мальчишка задумал неладное… Мальчишки. Они все такие. Вечно им не сидится, всегда надо куда-то влезть, вечно они спешат получить все и сразу.

— Кто это был? — спросил Курт и, встретив недоумевающий взгляд, пояснил: — Мальчишка, которого ты вспомнила сейчас. Кто это был и как погубил себя? Брат? Муж? Сын? Почему ты пустилась в это паломничество — одна, без семьи, в твои-то годы?