Евгений Витковский - Протей, или Византийский кризис [Роман]

Про все остальное можно только тискать романы. Или сочинять романы.

В четверть пятого утра, когда нормальные люди типа спят, практически одновременно из Троицких, Спасских и Боровицких ворот Кремля вырвались трижды по три темно-серых лимузина с тонированными стеклами и рванули прочь из Москвы.

За рулем в каждом сидел водитель с тремя полковничьими звездами, немолодой, очень крепкий на вид. Больше ни ком формы не было, хотя выправка некоторых и выдавала: в частности, так выглядели десять кряжистых, очень крепких на вид баб. Кроме них в каждом лимузине находилось по две личности в темных пальто не по сезону и явно немалого духовного сана. В каждой машине наличествовал также сравнительно молодой человек кавказской внешности, не кряжистый вовсе, скорей худощавый, а кроме того, еще один, лет тридцати, внешности вполне русской. Между ними сидел средних лет выбритый до синевы хромой интеллигент, сильно дрожащий, хотя ни единый лимузин не трясло. На среднем сиденье, охраняемые справа и слева семипудовыми, притом чернокожими морпехами в чем-то вроде холщовых пижам, располагались, вероятно, главные — старик, ни на миг не открывающий глаза, а также отнюдь не юный, за шестьдесят, человек с бритой нáлысо головой. Каждый, глянув на его профиль, легко понял бы, что торопится к неведомой цели не кто иной, как государь всея Руси император Павел Второй, такой любимый в России благодаря профилю на золотой монете в пятнадцать рублей, на империале. В точности такой, в точности, только лысый и… нервный.

Император наличествовал в количестве, заметим, девяти экземпляров.

И еще четыре места в каждом лимузине было относительно пустых: на них стояли ящики. И, не забыть бы сказать, все лимузины были очень круто бронированные. Прямое попадание из сто двадцать второго калибра, да еще с использованием обедненного урана, конечно, стекла бы тут разбило. А может, и не разбило бы.

Таким образом, помимо девяти императоров Кремль покидали девять наследников престола, девять верховных инструкторов охраны его величества, девять митрополитов, девять духовников царя, девять глав императорского протокола и, что уж совсем невероятно, — девять предикторов, хотя каждая собака знает, что в одном поколении на весь мир больше двух-трех не бывает. И, разумеется, девяносто его императорского величества морпешек Зарядья-Благодатского Настасий разместились по десять штук в девяти лимузинах. И это не считая восемнадцати морпехов чернокожих простых, в холщовой одежке. Страшно и подумать — для какой цели они-то здесь были. Бабья дивизия могла бы и сама управиться.

Было бы в Кремле не трое ворот, а пятеро, как в давние времена, — без сомнения, на каждые пришлось бы еще по три лимузина. Но больше ворот не было. Разверзлись три правительственных трассы — на юг, за Большой Каменный мост, на север, за Крестовскую заставу, на запад, за Дорогомилово. Царь Павел Второй сматывался из столицы куда-то за Можайск, куда-то за Дмитров, куда-то за Сергиев Посад, лишь не так давно получивший свое старинное название, ибо комиссия по переименованию, решив, что название «Загорск» происходит от того, что город и лавра в нем «за горами» лет на двадцать с расказачиванием старого большевика Загорского припоздала.

Только ни в один из этих городов ни один из императоров не спешил. На выезде из Москвы каждая тройка разделилась, как лилия французских королей, как разрывная пуля, на три части, и все девять императоров умчались по своим делам, куда сердце звало и куда было приказано. Поздней историки, в свете дальнейших событий того года стали справедливо предполагать, что едва ли все девять императоров были подлинными. Ну, много три. Пусть четыре, ну никак не более.

Нередко высказывалось предположение, что императоров там не было вовсе.

Те немногие, кто предполагал, что среди девяти императоров подлинным был только один император Павел, тоже были не совсем правы: один Павел из Москвы и впрямь свалил. Но вместе с ним свалил и другой император. Будущий. Наследник престола, и тоже Павел.

С ними в одной машине, — что было весьма рискованно, но попробуй найти другой выход в такой спешке, — уносились митрополит Опоньский и Китежский Мартиниан, духовник царя иеромонах Арсений Православлев, предиктор Гораций Аракелян, воплощенный ужас России, глава личной гвардии царя, безнадежно больной двусторонним опущением верхних век Галактион Петрович Захаров по всенародному аббревиатурному прозвищу «Вур», глава протокола Кремля Анатолий Маркович Ивнинг, двое неведомо какого происхождения чернокожих и толпа охраны, отображая из женской гвардии Зарядья, его императорского величества Анастасийской гвардии.

Понятно, что в остальные ЗИПы был заправлен точно такой же боекомплект, только там он был липовый, за сто метров можно бы угадать, что группа тут не та же самая. Только которая подлинная? За тонированными стеклами — как в семнадцатом псалме — темна вода во облацех.

Чем занимались в дороге восемь липовых лимузинов с восьмью липовыми Павлами — совершенно неинтересно. Зато единственный подлинный, миновав по «кабаньим тропам» задворки городов Солнечнокрюковска, Новопокровска и Клина, тщательно избегая его императорского величества своих собственных автоинспекционных тайных засад, проигнорировав потемкинское Завидово, объехав по кривой и плохо заметной дороге секретное село Дмитрова Гора, повинуясь писку навигатора, остановился у заброшенного на первый взгляд каменного дома на обочине, у щита, с еле видной белой надписью «Сестробратово». Навигатор обстоятельно пропищал, что до реки Сестры — двести метров, дорога дальше не ведет, переправы нет, бензоколонки нет, короче, нет вообще ничего.

Над домом с двух костылей свисала кривая вывеска «Товары». Дом был не бедный, каменный, позапрошлого века: пять окон с торца, мезонин, коновязь, с трудом приспособленная под автостоянку, главное же то, без чего самое малое селение в советские времена жизни не мыслило, — огромная доска почета. Без портретов, правда.

Бабы высыпали из лимузина, расставили треноги противотанковых ружей, залегли в кустах. Для надежности сеть маскировочную поверх растительности добавили. Место, похоже, было им знакомо. Два дюжих морпеха, словно хрустальную вазу, вынесли из машины престарелого Галактиона Петровича и отработанно подняли ему веки.

— Туда. — Воплощенный Ужас России, «Вур» в просторечии, указал на дверь «Товаров».

Дверь легко открылась, все трое вступили в помещение, представлявшее собой изрядно пыльный гибрид американского бара времен великой депрессии и советского сельпо. За полукруглой стойкой с полированным в давно минувшие года прилавком, на фоне длинного ряда бутылок бармен полотенцем протирал стаканы. На полотенце читалась надпись стилизованными под клинопись литерами — «Джермук». Правда, ассортимент бутылок на стойке минеральной воды не предлагал, скорее он наводил на вопросительную мысль — который из Смирновых наиболее Смирнов?..