Синтия Хэнд - Неземная [litres]

– На четверть.

Я призываю и слегка разворачиваю крылья, чтобы продемонстрировать их. Я не распрямляю их и не взлетаю, как сделала мама, чтобы доказать мне, что все это правда. Думаю, Такеру хватит и того, что он увидит их сложенными у меня за спиной.

– Черт возьми. – Он отступает на шаг назад.

– Знаю.

– Это не шутка. Не какой-то прикол или фокус. У тебя действительно есть крылья.

– Да.

Я медленно подхожу к нему, не желая напугать его, а затем поворачиваюсь спиной, чтобы он мог их внимательно рассмотреть. Такер поднимает руку, будто хочет коснуться крыльев. Я тут же замираю, а сердце пропускает удар. Никто и никогда не прикасался к моим крыльям, поэтому мне интересно, как это будет ощущаться. Но он отдергивает руку.

– Ты умеешь летать? – спрашивает он сдавленным голосом.

– Да. Но по большей части я обычная девушка.

Я знаю, что он не поверит. Интересно, станет ли он когда-нибудь обращаться со мной, как с нормальной девушкой? Именно это мне и нравится в Такере. Он заставляет меня чувствовать себя нормальной, не заурядной девушкой и не такой, как все, а самой собой, без этих ангельских штучек. И я еле сдерживаю слезы от мысли, что могу лишиться всего этого.

– Это все? Или ты можешь что-то еще?

– Не так много из того, что умеют полукровки. Я умею разговаривать на любом языке мира. Думаю, эта способность необходима, чтобы доставлять сообщения в любой уголок Земли.

– Так вот как ты поняла кореянку в Йеллоустоуне, И именно поэтому тебе удалось отогнать гризли?

– Да.

Я смотрю себе под ноги. Мне слишком страшно посмотреть ему в лицо и понять, что все кончено. Мы поцеловались всего три дня назад, но мне почему-то кажется, что это произошло с другим человеком. Какая-то другая девушка стояла в сарае и впервые поцеловалась с Такером. И любит он какую-то другую девушку. Не меня. И от этой мысли я чувствую себя такой жалкой и униженной, что начинаю плакать.

– Прости, – выдыхаю я.

Он молчит. Слезы капают с моего подбородка. Такер медленно и прерывисто вздыхает.

– Не плачь, – просит он. – Это нечестно.

Я смеюсь и рыдаю одновременно.

– Все хорошо, – шепчет он. – Не плачь.

Такер смахивает пальцами слезы с моих щек.

А затем обнимает меня вместе с крыльями и всем остальным. Я обвиваю руками его шею, прижимаюсь лицом к груди и вдыхаю запах реки. Где-то в лесу каркает ворона. Ей отвечает дрозд. А потом мы целуемся, и все вокруг исчезает. Кроме Такера.

– Ох, подожди, – отстранившись, говорит он через минуту.

Я моргаю и в оцепенении смотрю на него. «Пожалуйста, пожалуйста, – молю я, – пусть это не окажется тем мгновением, когда он скажет, что передумал».

– Мне можно тебя целовать? – спрашивает он.

– Что?

– Меня не ударит молния?

Я смеюсь. А потом наклоняюсь и слегка касаюсь губами его губ.

Его руки сильнее стискивают мою талию.

– Молнии нет, – замечаю я.

На лице Такера появляется улыбка. Я провожу пальцами по его ямочке. А он приподнимает прядь моих волос (которая выбилась из хвоста) и рассматривает ее на солнце.

– Совсем не рыжие, – пожав плечами, говорю я.

– Мне всегда казалось, что с твоими волосами что-то не так.

– Так вот почему ты издевался надо мной и называл Морковкой?

– И при этом думал, что никогда не встречал кого-то красивее тебя.

Он опускает голову и смущенно потирает затылок, а его щеки становятся красными.

– Ты прям как Ромео, – дразню я, краснея и пытаясь скрыть свое смущение.

Но он снова обнимает меня и проводит руками по моим крыльям. Его прикосновение легкое и едва ощутимое, но от этого накатывает такая волна удовольствия, что колени подгибаются и начинают дрожать. Я наклоняюсь к Такеру и прижимаюсь щекой к его плечу, старательно вдыхая и выдыхая, пока он медленно водит по моим крыльям вверх и вниз.

– Значит, ты всего лишь ангел, – бормочет он.

Я целую его плечо.

– На четверть ангел.

– Скажи что-нибудь на языке ангелов.

– Что именно?

– Что-нибудь простое, – говорит он. – Что-то правдивое.

– Я люблю тебя, – не задумываясь, шепчу я, вновь удивляясь, как легко мне даются эти слова.

Они звучат, как шепот ветра и звезд, как тихая чистая музыка. Его руки сжимаются на моей талии. И я смотрю ему в лицо.

– Что ты сказала? – спрашивает Такер, но, судя по блеску в его глазах, он прекрасно меня понял.

– Ну, знаешь. Что ты мне нравишься.

– Ну-ну. – Он целует меня в уголок рта и убирает прядь волос с моего лица. – Ты мне тоже очень, очень нравишься.

Что ж, я влюблена. Это настоящее безумие, когда ты забываешь поесть, витаешь в облаках, говоришь по телефону всю ночь напролет, а потом вскакиваешь из постели ранним утром в надежде увидеть своего возлюбленного. Летние дни пролетают незаметно, и каждый день я нахожу в Такере то, из-за чего он мне нравится еще сильнее. Кажется, никто на свете не знает его так же хорошо, как я. Оказывается, он не любит музыку кантри, но терпит ее, потому что считает, что это неотъемлемая часть культуры Дикого Запада. Но, по его признанию, он съеживается каждый раз, когда слышит звон стальных гитарных струн, и мне кажется, это очень забавно. Еще Такер любит «Читос». А также он верит, что одна из величайших трагедий в мире – то, что все меньше и меньше остается нетронутых земель, а на их месте вырастают ранчо и жилые дома. По этой причине он любит и ненавидит «Ленивую собаку». Он то и дело фантазирует о том, чтобы оказаться в прошлом, когда еще не было заборов, и прокатиться по пастбищу, как настоящий ковбой в окружении маленьких собак, которые гоняли скот.

Такер по-хорошему и уважительно относится к людям. Не любит ругательства. Он добрый. И задумчивый. Любит собирать для меня полевые цветы, которые я потом сплетаю в венок и ношу на голове, чтобы весь день чувствовать их аромат. Он никогда не заостряет внимания на том, что я другая. По правде говоря, Такер почти не вспоминает про ангельскую кровь, хотя иногда я замечаю его любопытные взгляды.

Мне нравится, как он иногда смущается из-за романтичной чепухи, которую мы говорим друг другу. В такие моменты его голос становится грубым, и он начинает щекотать меня или целует, чтобы заткнуть нас обоих. Боже. Мы постоянно целуемся. Настоящие чемпионы по поцелуям.

Такер никогда не заходит слишком далеко, хотя иногда мне этого хочется. Он целует, целует и целует, пока у меня не начинает кружиться голова, а тело не становится настолько легким и тяжелым одновременно, что я начинаю стягивать нашу одежду, не желая, чтобы она нам мешала. И тогда Такер стонет, хватает меня за запястья, отстраняется, закрывает глаза и делает глубокий вдох.

Уверена, он на полном серьезе считает, что если лишит ангела девственности, то проведет вечность в аду.