Евгений Тимирязев - Творец

— Знаешь, зачем я здесь?

— Догадываюсь.

— Озвучь, — щелкнула кнопка на настольной лампе и лампочка озарил часть стола и лицо Аграила.

Джокер еле узнал в этом лице того жизнерадостного и полного сил разумного. Раньше подтянутое лицо покрылось сетью морщин, на висках пробилась седина, в глазах читалась бесконечная усталость. В них еще было кое-что страшное: желание умереть.

— Вы готовитесь найти и посвятить Филистера, он станет вашим приемником, верно? — об этом говорили все Старейшины Коммуны. Где это слыхано? Один из Хранителей решил покинуть пост и поставить на него другого.

— Не совсем так. Но в целом правильно, — Аграил неопределенно кивнул головой. — Я его не буду посвящать напрямую.

— А как же?

— Я погибну у него на глазах от руки того, кто уже сейчас является главной угрозой как для Тьмы, так и для Света.

— Что? Вы… Умрете?

— Нет, буду подло убит ударом в спину дважды предателем.

— Голубоглазым… — Джокер опустил глаза и уставился в одну точку где-то на паркете. — Вы решили уйти? Завести преемника и уйти? Ему нужен учитель, наставник.

Аграил встал со стула, шаркая, подошел к дивану и тяжело упал на него. Пружины недовольно крякнули.

— Для этого я и пришел к тебе. У меня будет последняя просьба и задание для тебя, — бывший учитель положил руку на плечо своему взрослому ученику.

— Слушаю, — с готовностью отозвался Джокер.

— Ты должен стать наставником и учителем. Пора. Как я знаю, своих приближенных в ордене ты лишь одаривал советами, но обучал их кто-то другой.

— Наставником для новичка? Принять его в орден?

— Нет. Он должен сам выбрать свой путь, а твоя задача защитить его на первых порах и дать ему знания для выживания на Грани.

— Хорошо, я сделаю это, — Магистр посмотрел в тусклые глаза Аграилу.

— Поклянись на Грани, что ты исполнишь мою просьбу.

Джокер удивился такому исходу, но виду не подал. Ведь такие клятвы давали при очень важных сделках и обещаниях. Сама Грань жестоко покарает лжеца.

— Клянусь Гранью, я сделаю все для выживания преемника Аграила и дарую ему знания для того, чтобы он сам смог себя защитить, — вокруг вспыхнули на секунду разноцветные искры, и все погасло. — Все, мастер.

— Теперь наклонись, я тебе кое-что расскажу об этом мальчике, — когда Джокер послушно исполнил приказ, то Аграил еле слышно прошептал что-то ему на ухо, на что глаза темного Магистра увеличились в трое. — В будущем можешь использовать это, но аккуратнее, к тому моменту уровень будет высок, как и его недоверие и горячность.

— Хорошо, мастер, — Джокер все еще не мог переварить эту новость, но Аграил начал таять прямо в воздухе, разбрасывая вокруг клубы тьмы. — Прощайте.

— Прощай… Ученик, давно ставший мастером, — сказано это было без насмешки, а с глубоким уважением и грустью.

В памяти Джокера были свежи воспоминания о его молодости, ученичестве, ряда больных падений и головокружительных взлетов. Именно мастер сделал его таким, какой он есть. Именно он сделал его Магистром.

ПРОСПЕКТ БЛЮХЕРА, ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ДО ТОЧКИ ОТСЧЕТА.

Я шел по черной шершавой поверхности тротуара и смотрел в небо. Свинцовые тучи нависали всей своей впечатляющей громадой. Грядет дождь. Что он принесет? Долгожданную сырость или зябкий холод? Дождь в такое время и при таком настроении для меня был неким посланником перемен. Он смывал весь негатив, помогал выбросить из головы и жизни весь мусор. Это был подарок для того, кто не любил людей и любил мягкий дождь. Еще не начавшийся ливень прогонял всех с улицы в свои улии, чтобы там сидеть в нескольких квадратных метрах вместе счастливой или не совсем семьей или наедине с компьютером, страхами, пороками, слабостями, внутренними демонами, привычками.

Я подошел к дому, ничем не отличавшимся из общей массы других жилых домов. Еще два года назад он был для меня ничем иным, как ярким и полным эмоций. Мне всегда нравилось ночевать в гостях в одной из многочисленных квартир или быть там вместе с родителями. Это была квартира бабушки и дедушки по маминой линии. А какой ребёнок не любит быть у своих бабушки и дедушки? Только тот, который знает, что бабушка умерла в конце весны, а дед сдался и сломался. Теперь это было никчемное место. То, о котором каждый человек не хочет вспоминать, но и не может выкинуть из головы.

В моих руках было два пакета с продуктами, которые именно я должен был носить непросыхающему деду раз в неделю. Я ненавидел пьющих людей, а еще более сломанных. Мне было досадно, что мама не может его бросить, хотя постоянно рефлексирует на эту тему. Но, когда я сказал ему больше не звонить нам, то на меня накричали, сказав, что он тоже семья. А я что? Ответ был прост: "Семья он мне также, как и любой человек, который занимается саморазрушением." Поэтому этот раз был последним, и мне не терпелось быстро сделать это и не вспоминать. Тот дед, которого я знал, умер вместе с бабушкой. Этот человек был мне чужой.

На звонок домофона, как всегда, ответили не с первого разу. Вечер у людей алкоголя всегда является ночью. Но сейчас было все запущенее. Ответили мне только на раз четвертый, я услышал ненавистный мне пьяный голос и писк открываемой двери. Идти далеко не надо было. Всего лишь первый этаж. Дверь уже была открыта.

Я зашёл и поморщился. Мне в нос ударила амброзия из самых ненавистных запахов: сигарет, перегара и какой-то протухшей пищи. Дед ушел в гостинную, сел в облезлое кресло и начал пить пиво прямо из банки. Квартира была небольшая, двухкомнатная. В гостиной стоял плоский телевизор среднего размера, два облезлых дивана и кресло. Во второй комнате раскладной диван был завален бутылками и окурками, на столе вместе с комьютером стояли горы книг и тетрадей — все, что осталось от бабушки.

Я прошел на кухню и бросил все пакеты в угол, рядом с прошлонедельными пустыми. Здесь царил еще тот хаос. Бутылками были завалены весь пол и стол, открытая дверца под раковиной показывала наружу давно заполненное мусорное ведро, от которого невыносимо несло. Давно немытая посуда в раковине покрылась корочкой зеленой плесени. Я не понимал: почему он не ходит в магазин за нормальными продуктами, но при этом ходит покупать водку и пиво. Действительно, не понятное явление.

Я поспешил поскорее выйти из этой помойки, которая когда-то звалась квартирой.

Уже в прихожей я столкнулся с дедом, который смотрел на меня мутным взглядом.

— Эй, Жека, будь добр, помой посуду, а, — услышал я хриплый и пьяный голос. Как он еще на ногах стоит?

— Ты с дубу рухнул? Просохни и сам мой. Алкаш несчастный, — грубо отозвался я и отолкнул его в сторону.

— Ах ты щенок! Мамка не воспитала, так я займусь, ублюдок, — негодующе прохрипел дед и занес кулак.