Лена Летняя - Пришедшая с туманом

И он посмотрел на меня. Через секунду к его пытливому взгляду присоединился и взгляд капитана Котона. Я продолжала поддерживать голову Нергарда, но едва не забыла об этом, когда до меня дошла суть их взглядов.

– Я? Но кому нужно стрелять в меня?

– А кому было нужно залезать в твою комнату ночью? – хмыкнул Охотник. – Кому-то ты здесь мешаешь.

Это было очень плохой новостью, потому что мне почти удалось убедить себя в том, что ночной визит неизвестного действительно мне приснился. Я опустила взгляд на Нергарда, который все еще оставался без сознания. Лицо его казалось таким безмятежным, что возвращать его в сознание не очень-то и хотелось.

– И он закрыл меня собой? – удивленно уточнила я.

– Скорее всего, случайно, – фыркнул Котон. – Он же колдун. Если бы он заметил стрелка, ему было бы проще отвести стрелу.

Охотник покачал головой.

– Не уверен. Что-то не так с его магией. По какой-то причине он ее почти не использует. А если и использует, то на самом примитивном, бытовом уровне. Если не считать сухой грозы накануне, конечно.

«После которой он болезненно сжимал предплечье левой руки, а потом рассматривал на нем линии», – вспомнила я.

Количество странного на единицу времени неумолимо росло, но я не стала озвучивать свои наблюдения и обсуждать их с капитаном. Лучше при случае поговорю с самим Нергардом. А пока его предстояло привести в чувства.

Гвардейцы вернулись ни с чем: стрелок оказался достаточно проворен, чтобы сбежать.

Лорду Нергарду хватило сил добраться до замка самостоятельно, хотя нам всем пришлось ехать медленнее и постоянно посматривать на него: не потеряет ли снова сознание и не упадет ли с лошади? Но он удержался в седле. А вот для того, чтобы спешиться, ему потребовалась помощь. Которую Соланж, поджидавшая нас у дверей замка, и еще один стражник резво ему оказали. Они увели лорда в его личные комнаты. Даже если капитан Котон хотел обсудить с ним нападение на деревню, на лагерь или на него самого, то возможности ему не дали. Ему оставалось только допросить Аганарета, но я не захотела при этом присутствовать.

Меня в комнате ждал сюрприз в виде полноценного гардероба: несколько повседневных платьев, несколько вечерних, пара выходных, а также чулки, белье, сорочки, халаты, костюм для езды верхом, который в следующий раз мог заменить мне форму нергардской стражи, несколько пар обуви на все случаи жизни. Видимо, лорд отдал распоряжение о покупках еще до того, как мы уехали в Крувил.

Наверное, именно это и помогло мне не тронуться умом от переживаний и не утонуть в мрачных воспоминаниях. Я не меньше часа с восторгом перебирала и перемеривала все это богатство, с каждым новым нарядом немного оживая. Даже усталость отступила. Почти все пришлось мне в пору, но некоторые платья требовалось немного подогнать, о чем я сообщила помогавшей мне горничной. Она забрала вещи и обещала, что все будет сделано в лучшем виде.

Ни на обед, ни на ужин лорд Нергард в столовую не спустился. Соланж заявила, что он плохо себя чувствует, а Охотник заметил, что после такого удаления стрелы странно, что он вообще может ходить.

– Видимо, под счастливой звездой родился, – хмыкнул он.

– Как это случилось? – гневно спросила Соланж, глядя то на Котона, то на Охотника.

На меня ни разу не посмотрела, хотя я пыталась поймать ее взгляд и понять, может ли она быть причастна к происшествию. Потому что только у Соланж имелись скрытые мотивы желать мне смерти. Я их не знала, но не сомневалась, что они есть. Что ж, если это она стреляла в меня, а попала в Нергарда, то ей же хуже. Может, это как-то охладит ее пыл?

Впрочем, рассказ о произошедшем она слушала напряженно, как будто действительно не знала, что случилось на той дороге. Я пришла к выводу, что не могу понять, причастна ли она к случившемуся.

Днем мы еще немного потренировались с Охотником, хотя все мое тело болело и протестовало. Я его нытье не слушала, потому что тренировка тоже отвлекала. Однако вечером, приняв вожделенную горячую ванну, переодевшись в ночную рубашку (новую, куда более красивую, чем та, что мне давали на время) и оставшись наедине с собой, я снова погрузилась в невеселые мысли.

Я понимала, что грешно гневить богов тоской и недовольством: по какой бы причине я ни оказалась тут, откуда бы ни пришла, все могло сложиться куда хуже. Я могла не встретить Охотника и погибнуть в лапах туманников. Могла пережить их, но оказаться беззащитной перед жителями деревни. То есть меня могли бы изнасиловать трое мужиков, а потом сжечь к демонам. Или только изнасиловать, потому что вовремя появились бы гвардейцы короля, но общение с советником тоже могло кончиться куда хуже: костром, виселицей, борделем… Да и лорд Нергард не был обязан кормить меня, одевать, как благородную, подставляться под стрелы вместо меня, случайно или нарочно.

Да, все могло быть гораздо хуже, но каждый раз, когда я вспоминала слова Охотника о том, что я, возможно, из другого мира, в котором умерла, ком вставал поперек горла и становилось очень холодно, горько и тоскливо. Да, я не помнила ни дома, ни семьи. Лишь расплывчатый образ отца преследовал меня, как единственное воспоминание, кроме тумана, но я помнила его отчаянный крик. В нем был настоящий ужас человека, боящегося потерять самое дорогое. И это крошечное воспоминания (единственное, что осталось мне от прошлой жизни) терзало мое сердце. Пусть я не помнила, но чувствовала: дома меня любили. Охотник сказал, что не помнить – это благо, но я не могла с ним согласиться. По крайней мере, пока не помнила.

Ночью меня снова мучили кошмары. Снились мертвые люди той деревни, мрачные неизвестные всадники, туман и идущие в нем монстры, неизбежные, вездесущие и непредсказуемые. Снился лорд Нергард в крови, а потом – огонь. Мне казалось, что я снова стою, привязанная к столбу, а огонь окружал меня, собираясь уничтожить. И где-то далеко снова кричал мой отец, зовя меня по имени.

Я проснулась посреди ночи в слезах на смятой постели со сбитыми простынями. Проснулась, дрожа и задыхаясь, как всегда испытывая ужас от мысли, что придется уснуть снова. Да уж, с таким режимом сна и отдыха я долго не протяну.

Чтобы отвлечься, встала, надела туфли и халат, зачем-то проверила окно. Теперь я каждую ночь запиралась на задвижку, чтобы никто не смог ко мне влезть, но сейчас сама вышла на балкон, желая глотнуть холодного ночного воздуха.

На улице было тихо и темно. Лишь костры ночной стражи горели в отдалении, да звезды и луна тускло светились на небе. Все было спокойно, но не приносило ни спокойствия, ни умиротворения. Зато я очень быстро замерзла и вернулась в комнату. Разворошила дрова в камине, оживляя огонь, запалила свечи, чтобы не сидеть в темноте.