Галина Гончарова - Маруся. Попасть - не напасть [СИ]

Словно кран сорвало и кипяток хлынул во все стороны.

Я слушала – и очень тянуло вернуться и медленно, со вкусом, пришибить их мамашу.

Как она сидела по два часа над блузкой, потом падала в кровать с мигренями. Как постепенно растеряла всех заказчиков.

Как Ваня носился по городу, где разносил, где подносил…

Как его били несколько раз, чудом не отбив нутро.

Как Аринка пыталась помочь и присмотреть за маленьким Петей, и как они болели, а Ваня с ума сходил от страха. Мать даже не пыталась помогать, лежала рядом и стонала, что ей плохо, она страдает и переживает. А мальчишка не знал, где достать денег, хоть баночку меда прикупить… может, горячим напоить… спасибо, соседи чем могли помогали.

Только вот старики померли в том году, а те, кто въехал… с ними мать отношения сразу испортила.

Как отравили первого их пса, потому как мать разругалась со всеми, с кем могла и не могла.

Второго – да, Карп пришиб, а первого вот…

Отравили.

И Ваня пытался выхаживать собаку, которая до последнего смотрела и руки ему лизала, прощения просила, что оставляет…

Я не плакала.

Я тоже могла бы многое рассказать про свою жизнь, настоящую, не Машину. А ту, в которой переживаешь боль, обиду, отчаяние, стискиваешь зубы – и живешь!

Вопреки всему, назло самой жизни просто живешь. Потому что сдаться – тоже невозможно.

Когда теряешь близких людей.

Когда слышишь безжалостный приговор врача – детей у вас никогда не будет, смиритесь. Не надо было на аборты бегать…

Когда любимый человек целует тебя в щечку и уходит навсегда. А ты ему столько лет жизни отдала…

Когда…

А рассказать можно многое. Только вот не стоило мальчишке это слышать. А потому я просто дала ему выговориться. И когда Ваня замолчал, сухо и горько всхлипывая, давясь сухими спазмами, положила руку ему на плечо.

– Я вас не брошу. Мы теперь вместе, мы справимся. Клянусь.

И словно струна прозвенела.

Бывает такое иногда.

Скажешь слово – и понимаешь, здесь и сейчас тебя услышали. Недаром, вначале было Слово. И сейчас прозвучало так же.

Я не уйду отсюда, пока все трое детей не будут пристроены. Хорошо пристроены.

А мамашу я за ноги на березе подвешу. Сволочь старая!

Это ж надо малявок до такого состояния довести?

Сука!

Вот если б не страшная история, в жизни бы ни в чем это место не заподозрила. И ехать недалеко – минут двадцать от города, и местечко уютное…

Ручей журчит, деревья стоят, кстати – не сосны, а лиственные. Березка, осинка…

Лощина…

Несколько холмов, невысоких таких, уютных… так и хочется вон на том, похожем на спящую кошку, построить симпатичный домик. Одноэтажный, деревянный, с черепичной крышей…

А все же…

И лошадь чего-то ушами прядает.

И туман стоит в распадке между холмами.

– Вань, ты привяжи ее и посиди здесь, – попросила я.

– Я с тобой пойду.

Я покачала головой.

– Не пойдешь. Ты парень, тебе сложнее будет. Одна я, может, и разберусь, а если не так что пойдет? И сама пропаду и тебя за собой утяну? А у нас мелкие…

У нас.

Уже – у нас.

Ваня нахмурился.

– А если ты…

– Если меня больше трех часов не будет… ну, до полудня, край, садись, да и поезжай в город. Я в банке распоряжение сделала, если что, ты мой наследник. Понял?

– Не хочу я этих денег.

– А мелких кормить хочешь? Цыц!

Ваня надулся, а я слезла с телеги, отряхнулась и направилась в распадок.

Шаг, другой… и туман окутал меня уютным серым пуховым одеялом.

– Аааа… ааа… аааа…ааа…

Чей-то голос словно бы мурлыкал ребенку. Знаете, как бывает, слов не помнишь, а мотив самый, что ни на есть подходящий. И мурлычешь, просто на мотив песенки, и ребенок успокаивается…

А туман все глуше, он окутывает, и вот уже даже неба не видно…

Довольно!

Я решительно тряхнула головой.

Маруська, вспомни, ты – маг!

Паршивый там, не паршивый, а все-таки…

Маг земли? Ну так помоги мне, мать сыра земля…

Я медленно опустилась на колени и погрузила пальцы в землю. Прохладную, уютную… запахло чем-то свежим, грибным.

Песня стала еще отчетливее…

И где же это поют?

А если попробовать найти?

Туман тут не помощник, зрение тоже… но я же маг земли?

А земля – это дороги. Неужели не найду? Не дойду?

Только как идти, если отнимаешь от земли руки, и опять чувствуешь себя ребенком в темном лесу? Страх накатывает, одиночество, беспомощность…

А если так?

Нельзя идти, так я на коленях поползу! Благо, юбка длинная, коленки не обдеру…

Первое движение вышло неловким, но четыре точки опоры всяко лучше двух!

Наверное, смешное я представляла собой зрелище. На четвереньках, в шали, завязанной узлом и заткнутой за пояс, я медленно и упорно, с закрытыми глазами, ползла туда, откуда слышалась песня.

Шаг, другой, третий…

Ежь твою рожь!!!

С этим воплем я куда-то и провалилась.

Вы никогда всеми четырьмя точками опоры об камень с размаху – не ударялись?

Вот и не надо, вы ничего не потеряли. Ощущение отвратительное, могу подарить, кому понравится. Глаза сами собой открылись от удара. Рот открылся следом за ними.

Это была пещера.

Или… как называются подземные гробницы?

Черт его знает… вроде и помнила слово, а вот вылетело из головы.

Склеп?

Да, что-то вроде…

Маленькая подземная гробничка.

И сидит на сгнившем деревянном гробу девушка с золотыми волосами, и мурлычет ребенку у груди песенку, а ребенок смотрит, и глаза у него такое же, золотые…

Точь-в-точь как у нее.

Я только рот открыла.

– Ты…

– Я. А ты кто?

– Маруся, – ляпнула я. – А ты?

– Меня любимый Нитой называл.

– Анитой?

– Нитой, – нахмурилась девушка.

Или женщина?

Хороша она была неимоверно. Даже в простой рубашке, даже в полутьме…

Блин!

Солнышко, да и только.

Идеальные черты лица, громадные глаза, волосы, словно жидкое золото…

– Нита, а что ты здесь делаешь?

– Прячусь…

– От кого?

– От убийцы…

Я замотала головой.

– Нита… давай я тебе расскажу, что я знаю. А потом ты мне расскажешь?

Девушка медленно прикрыла глаза. И на миг мне показалось, что зрачки у нее вертикальные.

Не укусит?

Эх, знала бы, так шею б купоросом натерла, на всякий случай. А так…

Авось, и не цапнет. Клыков у нее точно не было. Только ребенок у груди. Маленький, красный, сморщенный, словно вчера родился, только и того, что глазки открыты, и не бессмысленные они, а золотые. Как у девушки.

Я прокашлялась от пыли, села прямо на пол, не отрывая рук от земли, и заговорила, пересказывая мамашкину историю. Про скит, про лощинку…

Девушка слушала внимательно, потом покачала головой.

– Не так все было.

– А как? – воспользовалась я случаем. Чего б не спросить?