Галина Гончарова - Маруся. Попасть - не напасть

Я продолжала работать с семенами.

Мужики продолжали копать и сеять. Уже обработанное, понятно.

Попы искали.

Семья…

Там вроде как все было тихо, но недолго. Аккурат до того момента, как мамаша вечером снова встретила нас накрытым столом. Ненадолго ж ей рукавичек хватило, на какие-то дней десять – двенадцать, точнее не засекала.

– Машенька! Радость-то у нас какая!

– Какая у вас радость? – подозрительно прищурилась я.

– Аришку сватают!

Меня хватило только на набор гласных. Чтобы не выдать весь набор нецензурных. Но кое-как собралась.

Показательно, что Арины дома не было. Опять сбежала? Да, скорее всего. И ни встретить, ни предупредить… вот поганка! Я бы хоть не ошалела так. Но – ненадолго.

– Радость, кто б спорил. А кто сватает?

– Вот, Никифор Иваныч…

Мне предъявили мужика лет сорока – сорока пяти. Ну… я бы на такое счастье и в семьдесят не позарилась. Волосы – пегие, бороденка козлиная, лицо не особо приятное, зубы длинные и желтые, телосложение… так, среднее.

– И за кого сватаем? – непринужденно осведомилась я. – За сына, за внука?

Оскорбились оба.

– Маша!!! – это мать. – Придержи язык!!!

– За себя!!! – оскорбился второй людь и встал из-за стола. Оказавшись выше меня на голову. Я поспешила сунуть ребенка Ване, моему бессменному спутнику. От греха…

– Ах, за себя, – пропела я, – нежно улыбаясь. – Ну так поведайте нам, Никифор Иванович, кто же вы такой?

Мужчина огладил бороденку.

– А ты-то кто такая, пигалица, чтобы у взрослых людей ответа требовать? Тебе материнское решение сказали – ты радоваться и соглашаться должна. А не хлебало разевать на уважаемых людей.

Я аж рот открыла.

Не поняла? Это что еще за хамство трамвайное?

Или…

Ёжь твою рожь, а ведь мужик в чем-то прав. Материнское слово – закон, она в чем-то глава семьи, а мое слово пока не котируется. Да, я веду дела, но формально-то он прав?

А фактически…

Образно объяснить хаму, откуда он на свет выполз, я не успела. Ваня вернул мне малыша и шагнул вперед.

– Вы, любезнейший Никифор Иванович, что-то не поняли. Мать наша, конечно, права, но глава семьи – я. А деньги, из которых и Арине приданое выделяться будет, все у Марии находятся. И слово наше тоже чего-то да стоит. Так что присаживайтесь и рассказывайте, кто вы, откуда…

Никифор посмотрел хмурым взглядом.

Ага, обломись, моя черешня. И не таких ломали. Мне твои взгляды, что слону бахилы.

– Анна Николаевна? – воззвал Никифор.

Мать хлопнула ладонью по столу, вышло неубедительно. Так, куском сала пошлепали по разделочной доске. Отчего доске ни жарко, ни холодно.

– Дети, прекратите!

– Матушка, вы еще вот, выпейте, – Ваня улыбался недобро, – успокойтесь. Такие дела в обход главы семьи не решаются, вам ли не знать?

– А не молод ли ты для главы, парень?

– А не стары ли вы для моей сестрицы? – прищурилась я. – Вам, небось, сороковник стукнул, а Аришке и двадцати нет. Скольких вы жен похоронили? Троих? Четверых?

– Ты меня еще и оскорблять будешь, соплюха? – налился дурной кровью мужчина.

Но был трезвым и умнее Карпа, а потому шага ко мне не сделал. Сообразительный. Жаль…

– Оскорблять не буду. А узнать – все узнаем, – заверила я. – Зайду вот завтра с утра к околоточному, послушаю, какая о вас слава идет, Никифор Иванович, глядишь, и мама раздумает сестренку отдавать.

– Да вы…

– Никифор Иванович даже приданого не хочет! – вякнула мамаша. – А вы, неблагодарные, заботишься о вас, ночей не спишь…

Эх, зарядить бы ей в торец! Да так, чтобы остатки зубов ей проктолог доставал!

Нельзя.

Вместо этого я демонстративно подошла к калитке и приоткрыла ее.

– Никифор Иванович, мы вас не задерживаем. Завтра с околоточным поговорим, тогда и с вами дело порешаем.

Мужчина плюнул, да и пошел со двора.

Мы с Ваней переглянулись. Брат захлопнул калитку и повернулся к мамаше. И был встречен залповым визгом.

И такие мы, и сякие, и немазаные-сухие…

Да ёжь твою рожь!!!

Сколько можно над нами издеваться?

Что в Ваниных, что в моих глазах, отчетливо читалась одна и та же мысль.

Убью, паразитка!!!

Жаль, претворить ее в жизнь было нельзя. Нет, ну что это за сюрпризы такие?

Из-за сарая вывернулся Петя, замахал нам… я посмотрела, кивнула Ване, мол, слушай визги, чтобы не мешалась, дура такая, и нырнула ко второму брату.

– Петя?

– Маш, тут такое дело…

Я слушала и зубами поскрипывала.

Петя с Ариной занимались домашним хозяйством. Первое – они начали ходить в школу. Я настояла. Сама поговорила, сама договорилась, сама их чуток по вечерам подтягивала…

Пока мамаша сидела, у нас дома и поспокойнее было.

Где уж этот козлина Аришку углядел – неясно. Но девчонка, только завидев его, сиганула через забор, и поминай, как звали. А Петя остался, спрятался и слушал. И мотал на ус…

Уж две-то жены у этого типа точно были. Померли. Детей штук пять. И мамаша его на рынке подцепила.

Кажись, у него лавка своя, с обувью… сапожник он.

Я тоже намотала на ус, но не порадовалась. Если две жены – были… смертность в наше время высокая, это-то понятно. Но… гражданин Иванов, отчего умерла ваша первая жена? Грибами отравилась…

А шестнадцатая? Грибы есть не хотела…

Как-то и что-то меня цепляло. Ладно, завтра озадачу нашего околоточного.

Арина вернулась вечером. Поздно, когда уже все легли, пришла, поскреблась в дверь.

– Маша… спишь?

Я сняла щеколду и впустила сестрицу.

– Нет. Рассказывай, давай…

Арина действительно знала Никифора. То есть его среднего сына, они примерно одного возраста и были. И…

Нет, наверное, когда подкармливают чужих детей – это и неплохо. Когда леденцами на палочке балуют, пряниками… только вот когда потом за это оплату натурой требуют, это не есть хорошо. А с Ариной так и получилось. Сначала приучили, потом прижать прямо в лавке попробовали, она увернулась, пнула гада, куда надо, да и удрала. А мерзавец вот ее не забыл.

Мамаша еще подсуропила… вот как так получается – у других людей родители нормальные, а мне уже вторые достаются – сволочи!

Я в задумчивости покусала губы.

– Плохо, Ариша. Плохо…

– Машенька… неужели…

– Да не скули, – махнула я рукой. – Не отдали мы тебя и не отдадим, это понятно. Но проблемы быть могут.

– Какие? – Арина уже кое-чему от меня научилась, и понимала, что скулить бессмысленно. Вот конструктивный диалог возможен.

– Если мамаша не успокоится.

Арина сжала кулачки.

– Вот … !

– Поругайся мне, – цыкнула я. – Рот с мылом вымою!

И вымою, даже не сомневайтесь. Я понимаю, что это не ругань, а определение, что оно справедливое, но… мои дети не должны материться.

Ёжь твою рожь! Мои дети.