Анна Бахтиярова - Неприятности по обмену

Вопрос о нападении почти оформился, но…

— Где?! — громко вскричал Николас, показывая пальцем на шею дочери. — От-т-ткуда?

Мика проследила за отцовским взглядом и охнула. Она потеряла бдительность и вытащила из-под рубашки капельку с зачарованной морской водой.

— Откуда? — повторил Ник сурово. Глаза стали беспокойными, затравленными.

— Я не знаю, — соврала Мика. — Кулон был на мне, когда мы попали сюда.

Однако заколдованный разум отца воспротивился.

— Не на тебе! — он ударил ладонью об пол. — Не! На! Тебе!

Мика побледнела, испугавшись бурной реакции. Но на выручку пришла незабытая обида. А с ней и смелость.

— На ком? — спросила девочка гневно. — На ком был кулон?!

Пусть отец отвечает. Признаётся, что у него есть другая дочь. Та, которую он бросил!

Теперь замешкался Николас. Нервно закашлялся. Огляделся, будто по углам прятались шпионы, и трусливо засеменил прочь.

— Стой! — велела Мика.

Но не тут-то было. Отец выскочил в подъезд.

Девочка всплеснула руками. Как с ним разговаривать на важные темы и что-то выспрашивать? Ещё и Вика молчит. Словно сговорились!

Увы, это оказался не последний неприятный разговор. Не успела девочка остыть, вернулась бабушка Анфиса. Заметила бельё в стиральной машине и устроила взбучку.

— Что ты наделала?

Старушка пожаловала в спальню внучки с мокрым платьем в руках. Мика посмотрела на него и задумчиво почесала затылок. Она точно помнила, что утром желтые и красные цветы на коричневой ткани выглядели ярче.

Колдовство, не иначе!

— Кто тебя просил наливать отбеливатель? — бабушка досадливо морщилась.

— От… что? — переспросила самозванка, пятясь. В инструкции сестры значился некий пятновыводитель. Кажется, именно его Мика и добавила вместе с порошком. Или нет?

— В последние дни не девчонка, а сплошное недоразумение, — покачала головой старушка. — Будто подменили.

Бывшая учительница Анфиса Петровна была абсолютно права. Внучку подменили. Но Мике стало горько. Она же старается! Правда старается! Наверное, следовало извиниться. Но этого юная леди делать никогда не умела. Всегда казалось унизительным произнести слово «простите». Даже если виновата.

— На свою зарплату новые футболки купишь взамен испорченных, — изрекла бабушка Анфиса, с тоской взирая на выцветшее платье. — У меня пенсия не резиновая. И отцовской — по инвалидности — на все нужды не хватает. Ты же знаешь, на Николае самом вещи горят. Не напасёшься.

— Хорошо, — пробормотала девочка, глядя в пол.

Как же неприятно быть бедной! Дома Мика никогда не озадачивалась, сколько стоят её платья и остальные вещи. Воспринимала их появление, как нечто само собой разумеющееся.

— Сходи к Серафиме Фёдоровне, — велела бабушка со вздохом.

— Зачем? — брови девочки поползли вверх. Только вчера раздумывала, как устроить встречу с хозяйкой полосатого кота и расспросить о колдунье в мужском костюме.

— У неё яйца кончились, попросила три штуки взаймы. Сама не идёт, говорит, нога разболелась. Симулянтка! А у меня сил нет на шестой этаж подниматься. У них в подъезде опять лифт не работает.

— Я схожу, — с готовностью заверила Мика.

Хотелось сегодня сделать хоть что-то полезное для бабушки Анфисы.

Серафима Фёдоровна поджидала на пороге, опираясь на палку. Выглядела хуже обычного: седые волосы висели паклей, на подоле старого домашнего платья красовалось жирное пятно. Если старушка и притворялась больной, то актрисой была потрясающей. Заковыляла по квартире убедительно.

— Проходи-проходи, — позвала она девочку в комнату. — Поможешь мне.

Мика приуныла. Помощница из неё выходила криворукая.

Обстановка гостиной была отлично знакома: коричнево-желтые ромбы на стенах, кресло со следами кошачьих когтей. Сколько раз девочка заглядывала сюда из картины прадеда! Новым оказался затхлый запах, вызывающий тошноту. Не помешало бы открыть настежь окно и устроить грандиозное проветривание.

Но Мика не показала, что ей неприятно. Села рядом со старушкой на скрипучий диван.

— Держи, — Серафима Фёдоровна протянула пакет, доверху наполненный толстыми красными нитями. — Никак не соберусь пряжу распутать. А у тебя пальцы покрепче моих. Умеешь клубки сматывать?

Мика кивнула. Она не умела, но видела, как это делали служанки.

— Вот и славно, — обрадовалась старушка и, пока девочка соображала, с какой стороны подступиться к работе, забросала её вопросами. — Как у Анфисы Петровны дела? Не болеет? А отец? Говорят, опять чудит?

— Чудит? — переспросила Мика, с трудом поймав кончик нити.

— Песни на улице горланит, — поведала Серафима Фёдоровна. — Ты не подумай ничего дурного, — добавила она проникновенно. — Коля — парень не злой. Я всегда его жалела. Но не люблю, когда он глупости болтает.

Мика несколько раз обмотала красную нить вокруг пальца, сняла маленький моток и принялась накручивать слой за слоем. Получалось не особо аккуратно, но старушка не возражала. Разговор интересовал сильнее пряжи.

— Глупости? — переспросила девочка. — Какие?

— Сама знаешь. Про колдовство болтает.

— А-а-а-а, — протянула Мика многозначительно, раздумывая, как перейти к нужной теме и не напугать хозяйку квартиры.

— Папа очень впечатлительный. Из-за болезни.

— Ха! Впечатлительный! — Серафима Фёдоровна сердито засопела. — Лучше скажи — глупый. Ну-ну, не обижайся, — добавила она мягче и похлопала девочку по руке. — Я говорю, как есть. От правды не убежишь. Главное, чтоб отец твой в неприятности не загремел с его любознательностью и интересом ко всему необычному.

Мика напряглась, нить натянулась.

— Вы о похищениях?

Старушка яростно кашлянула. Посмотрела испепеляющим взглядом. До леди Деметры в гневе ей было далёко, но конкуренцию леди Малене она составила определенно.

— Я знаю, что болтают другие, — пробормотала Мика, тушуясь. — Но с Полиной что-то плохое случилось. Её увели, а мне никто не верит.

Девочка попала в яблочко. На лице Серафимы Федоровны отразилось любопытство.

— Увели, говоришь?

— Странная женщина в мужском костюме увела, — девочка изобразила ужас, откладывая клубок. Округлила глаза, как делала это Риа, рассказывая что-то запретное. — Я сама видела. Клянусь! Я в торговом центре работаю. Шутом. Дамочка вошла в служебный коридор вместе с Полиной. Но окна… то есть, эти… как их? Камеры! Они не записали колдунью. Только Полину.

Старушка слушала, тяжело дыша от напряжения.

— А дальше? — потребовала она.

Девочка пожала плечами и правдоподобно всхлипнула.

— Не знаю. Полина обратно не вышла. Колдунья тоже. Я рассказала об этом, но начальница отругала. Мол, я всё выдумала.

Старушка поднялась с дивана и принялась ходить туда-сюда по комнате. Даже про больную ногу запамятовала, хотя и прихрамывала.