Мари Бреннан - Чтоб никогда не наступала полночь [litres]

– Но, может быть, вы попробуете? – прошептала Луна.

Все это время она не сводила с доктора глаз и сию перемену заметила сразу же. Ему пришла в голову некая мысль, растревожившая любопытство его недюжинного ума. Уголки губ под сенью седых усов дрогнули, сложившись… нет, не в улыбку, однако это новое выражение лица сулило кое-какую надежду.

– Да, – отвечал Ди. – Мы попробуем.

Халцедоновый Чертог, Лондон,

8 мая 1590 г.

Опасней всего была жажда.

Девен пытался отвлечься от нее, как только мог. Вскоре ему сделалось ясно, что находится он в приемном зале Инвидианы. Куда просторнее Елизаветиного, зал этот нес на себе печать неземного великолепия, о равном коему королева смертных могла лишь мечтать: здесь, в этом месте, сделались явью самые смелые, самые небывалые фантазии зодчества. Колонны и арки, поддерживавшие сводчатый потолок, являли собою не более, чем декорации, порожденные неким средневековым горячечным бредом: в поддержке их потолок ничуть не нуждался. Пространство меж ними было заполнено панелями из серебряной филиграни и хрусталя, нависавшими над головой множеством хрупких дамокловых мечей.

Под сими сооружениями и среди них расхаживали дивные – очевидно, придворные, пользовавшиеся особым благоволением местной королевы. Ну и пестрое же сборище! Одни человекоподобны, другие сверхъестественно прекрасны, третьи больше похожи на зверей, а уж разодеты в такие наряды, что платье смертных придворных в сравнении с ними блекнет, точно земные жилища в сравнении с этим залом! И все глазеют на Девена, но близко никто не подходит: очевидно, его велено не трогать. Известно ли им, кто он таков и отчего здесь находится?

Не имея ответа на этот вопрос, Девен решил испытать, сколь далеко простираются границы дозволенного. Попробовал заговорить с окружающими, но от него шарахались прочь. Тогда он начал преследовать их, вслушиваться в их беседы, однако, завидев его приближение, дивные умолкали, а то и вовсе покидали зал, упуская все выгоды пребывания близ самой королевы. Впрочем, обрывки подслушанных разговоров все равно не имели для Девена ни малейшего смысла.

Тогда он заговорил с ними о Господе, отчего дивные вздрагивали, ежились, а в глазах наблюдавшей за всем этим Инвидианы вспыхнули искорки жестокого, злорадного веселья.

Но, когда Девен решил усилить натиск, ей сделалось не до забавы.

Встав посреди зала лицом к трону, Девен перекрестился, сглотнул, дабы хоть как-то смочить пересохшее горло, и затянул во весь голос:

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день, и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь.

Не успел он закончить, как зал наполовину опустел. Оставшимся заметно не поздоровилось: одних скрючило едва ли не пополам, другие без сил привалились к стенам. Беда обошла стороной лишь немногих – надо думать, тех, кто недавно вкусил пищи смертных, но даже они вид имели отнюдь не радостный.

Как и Инвидиана. Впервые за все это время она разозлилась.

Призвав на подмогу изрядно поблекшие воспоминания о молитвах, услышанных от заключенных и диссидентов [51] Здесь – противники Англиканской церкви, главным образом католики, отказывающиеся присутствовать на англиканских богослужениях. , Девен попробовал снова, на сей раз – в ином русле:

– Pater noster, qui es in caelis: sanctificetur Nomen Tuum …

Вот тут силу слова Божия почувствовал даже он сам. Зал вокруг задрожал, блеск его роскоши потускнел, словно сквозь мрамор, халцедон и хрусталь стали видны простой камень, бревна да сырая земля, а наряды дивных обратились в жалкое тряпье.

Могучий удар со спины поверг Девена на пол, начисто вышибив из него дух и оборвав католическую молитву на полуслове. Голос, зазвучавший над головой, оказался знакомым – чересчур знакомым, хоть Девен и слышал от этого человека едва ли дюжину слов.

– Не отсечь ли ему язык? – спросил Ахилл.

Если латинский перевод «Отче наш» хоть как-то подействовал на Инвидиану, королева никак сего не проявила.

– Нет. Возможно, его способность говорить нам еще пригодится. Однако заткни ему рот, чтоб более не изрыгал кощунств.

Ахилл надежно заткнул Девену рот комком ветоши. Жажда немедля усилилась: ткань мигом впитала до капли всю влагу, остававшуюся на языке, но этого Девен почти не заметил. Мысли его целиком занимало увиденное перед тем, как Ахилл сбил его с ног.

Трон Инвидианы стоял на возвышении под пышным балдахином у дальней стены. Недолгая власть слова Божия позволила разглядеть, что он заслоняет собою потайную нишу, в которой что-то есть.

Какой ему прок в этом знании? Бог весть. Однако сейчас, когда он лишен даже голоса, иного оружия, кроме знаний, при нем не осталось.

Мортлейк, Суррей,

8 мая 1590 г.

– Да вы с ума сошли! – ахнула Луна.

Но Ди сие предположение нимало не обеспокоило: несомненно, подобные обвинения были ему не в новинку.

– Возможно. Идеальные ясновидцы – дети. Дети и те, кто страдает тем или иным душевным недугом. Вот и Келли умом был нетверд… правда, если в действительности он всего лишь обманывал меня, это мало о чем говорит, но тем не менее. Лучшие ясновидцы – те, чей разум не слишком скован понятиями о возможном и невозможном.

– Тогда – вы сам.

Ди покачал головой.

– Я слишком стар и слишком закоснел в собственных предрассудках. Сын мой склонностей к ясновидению не проявляет, а искать другого у нас нет времени.

Луна медленно перевела дух, словно это могло избавить от ощущения, будто в какой-то момент дела пошли вкривь да вкось.

– Но если даже вы сомневаетесь, разговаривали ли прежде с ангелами, то отчего, во имя Луны и Солнца, полагаете, что один из них откликнется на призыв дивной?

Оба заперлись в самом укромном из кабинетов доктора, строго-настрого наказавшего на удивление многолюдному семейству не тревожить их ни при каких обстоятельствах. Оставалось надеяться, что так оно и будет: по приказанию Ди Луна со вчерашнего дня не принимала никакой пищи, а значит, и бренного хлеба.

Ди прекрасно знал, что из этого следует: едва начав понимать, что у него на уме, Луна рассказала ему обо всем – во всех подробностях. И это еще до того, как он заговорил о решении вверить роль ясновидца ей.

Философ вновь покачал головой.

– Нет, вы не поняли порядка действий. Ваше дело – воспринимать и пересказывать услышанное и увиденное мне. А призыв выполню я. Три предыдущих дня я провел в посте и молитве, ибо собирался еще раз попробовать с сыном, и для подобных деяний вполне пригоден. И ангел, если, конечно, явится, явится не на ваш призыв, а на мой.