Катэр Вэй - Теперь я стеллинг! (СИ)

Правда, мои слова, почему-то, вместо того, чтобы быть воспринятыми как надо, произвели фурор: Шестая и Вторая, игравшие в гляделки, обе вздрогнули и ошарашенно обернулись на меня. Мне показалось, или Двойка имела такой вид, точно бы увидела говорящую табуретку? Да не, глюки… но, однозначно, что её личико состроилось в гримасу среднюю между изумлением, отвращением и испугом. Помотав головой, она, сверкнув глазами в сторону моей вожатой, что-то пролепетала, после чего быстро ретировалась.

Шестая, посмотрев на меня с немым укором, только покачала головой, после чего мы поспешили покинуть ставшую такой негостеприимной столовую. М, мне кажется, или я спиной на себе чувствовал провожающие нас взгляды?

Покуда мы шли к следующей остановке нашего маршрута, я решил переговорить о недавнем «инциденте» с моей проводницей:

— Сестрёнка Шестая, а почему Вторая так странно на меня отреагировала? — уточнять, что я частично понял их шипение, я не стал. Шестая, снова вздохнув, замедлила шаг, после чего, дёрнув ушами, обернулась на меня. И глаза её были о-очень задумчивые. Некоторое время, видимо не решаясь начать разговор, она молчала, пока её губы то открывались, то закрывались. Наконец, она ответила:

— Понимаешь, сестрёнка Тринадцатая… — и многозначительно так поводила зрачками по сторонам, мол, а вдруг тут есть уши? Я же, сложив руки на груди, чуть надул губы и ещё так намекающе постучал ногой об пол. Та моргнула, затем опять тяжёло выдохнула и наконец решилась: — Тринадцатая… другие сёстры, особенно Вторая, Третья и Седьмая — не особенно тебя жалуют, Тринаверсе, — ну, это я как раз понял, господин кэп! Особенно по тому, как Седьмая приходила меня потроллить. «Тринаверсе», кстати, это и есть «Тринадцатая», ну, на гарданском. Правда, почему-то в этот раз синхронист решил оставить это без перевода…

Заметив, что та снова стихла, погрузившись в мысли, я покашлял, привлекая внимание. Шестая очнулась, помотала головой, затем продолжила:

— Понимаешь, ты всегда была очень слабой, часто болела, постоянно терялась, а также всё время вляпывалась в неприятности и истории… именно поэтому отцу приходилось уделять тебе больше времени, чем всем остальным. Ну и…

— Короче, мои сёстры мне завидуют? — видя, что Шестая побаивается сказать прямо, я, что говорится, «украл» у неё фразу с языка. А вообще, что-то такое я… ну, не знаю… Просто, когда я впервые увидел Семёрку, у меня сразу, по нескольким случайным фразам затесалось такое подозрение. И чего тут больше — интуиции, провидения, или просто здравого смысла — не знаю. И вот… есть что-то у меня подозрение, что неспроста моя предшественница оказалась в застенках местного гестапо… Как бы её не подставили ещё и злые сёстры… или это уже паранойя?

Кстати, система расщедрилась на целое сообщение:

Внимание! Вами обнаружено новое личное свойство: «Под звездой ненастья…», подробную справку можете посмотреть в разделе личной информации.

Шестая, посмотрев мне в глаза, кивнула, после чего отвела взгляд, точно бы устыженная.

— Ну, и ладно, — махнул я рукой, отметив, впрочем, что, вероятно, моя вожатая в чём-то себя винит. Во всяком случае, она заметно расслабилась, когда я не стал заострять на этом факте внимание. Заметно повеселев, та внезапно произнесла:

— Вторая тебе не простит такой издёвки, Пятница-кун.

— Издёвки? — дёрнулась у меня бровь вверх.

— Она… ужасно готовит, ненавидит уборку, а ещё у неё всегда случаются казусы. Я понимаю, что ты хотел её подбодрить… но лучше бы промолчал… — улыбаясь и хихикая, произнесла та, покуда я, внутренне чувствуя пробегающие по спине мурашки, зарекался сам перед собой влезать в местные разборки, предварительно не ознакомившись с раскладами. Та же, окончательно вернувшись в прежнее, доброе расположение духа добавила: — Да и тем более, Вторая не привыкла к тому, что ты можешь быть смелой. Прежняя Тринадцатая вжалась бы в мою спину, но никогда бы не позволила себе влезть в наши разборки… так что, ты её очень напугала, Тринадцатая…

Знаете, изучая быт стеллингов, я всё больше приходил к странной мысли, что ребята таки познали дзен, то есть, конечно же, построили коммунизм. Не верите? Во-первых, общая столовая. Это раз. Во-вторых, отсутствие денег, банка, рынков, а также вообще всякого намёка на пенитенциарную систему. Натуральный обмен, добрососедские отношения, а также бесплатная медицина и образование (местная школа для детворы). И практически полное отсутствие частной собственности! Да даже была библиотека, бесплатная и без читательских билетов!

А заправляли порядком нашей общины — старейшины, о которых здесь говорят с почтением и осторожностью. Короче, это либо очень развитый первобытный строй, либо голубая мечта социалиста. Да даже с тунеядством боролись — вон, система местных дежурств и нарядов только об этом и говорит! Кстати, самый «непопулярный наряд», даже не чистить сортиры (в местном варианте — чистить выгребные ямы), а… угадайте? Нет, не кухня, хотя Двойку, как мне сказала Шестая, туда определили в качестве наказания за какую-то провинность. Самый непопулярный наряд здесь — идти на поверхность в город торговать. Почему? Хе, а вы думаете, я тут один такой красивый страдаю социофобией и косноязычием?

Чуть ниже по популярности была охота. Ну, тут уже дело в том, что стеллингам глубоко отвратительна идея убивать другое существо, опять же, со слов моей проводницы. Даже ради мяса и меха… но приходилось, потому что ничего иного предоставить на обмен мои сородичи не могли. Третий в этом списке «непопулярных» работ — стоять «на воротах». Ну, то есть сторожить один из нескольких выходов на поверхность. Надеюсь, объяснять не надо, почему?

Собственно, к одному из таких выходов меня сейчас и тянула Шестая. Как она сказала, мне его знать — полезно, ну а также, между делом, там должна стоять ещё одна из моих товарок. На этот раз Первая.

Ещё не подходя к поверхности, я уже издали ощутил сквознячок и поток свежего воздуха. Он приносил ароматы трав и деревьев, земли и пыли… знаете, я, конечно, никогда не жаловался в прошлой жизни на обоняние, но здесь оно стало, пожалуй, сверхчувствительным. Особенно, как уже понял, по части различной травы и цветов. Удивительно сказать, но запахи, попадая мне в нос, не смешивались, а точно бы раскладывались на невидимые глазу инструменты, из которых и состоял этот «оркестр». Пусть я и не ориентировался в местных растениях, вот ни капли, но ощущение мне понравилось.

Тихонько балдея от всей этой симфонии жизни, я продолжал следовать за Шестой. По мере приближения, становилось всё светлее и светлее, и, неожиданно, мы вышли наружу. В первое секунды мои глаза ослепли, отвыкнув от яркого палящего солнца, и, только спустя пару секунд, проморгавшись, мне открылся величественный вид на долину. Да, самую настоящую долину. С высокими деревьями, чьи макушки уходили к вершинам гор, с бурными реками, сраставшимися вместе в один журчащий поток… Место, вид на которое мне открылся, было столь девственно прекрасно, той красотой дикой, ничем не отравленной природы. Птицы, в обилии голосившие и певшие на разные тона свои заливистые трели, какие-то, необычайно яркие насекомые, различные животные… и всё это имело свой неуловимый аромат, отголосок которого донёсся и до меня.